Захар начал догадываться, куда его ведет Герман. Они заходили к захоронениям со стороны хутора, откуда был хороших обзор.
— Смотри в оба, — нарушил молчание Бурый.
— Вроде огонек мелькает.
— Клюнул на уловку.
— Думаешь, Илья?
— Давай ты первым, а я чуток погодя.
Захар медленно пошел на огонек, не в силах различить, кто перед ним.
Свет ударил в лицо.
Захар выставил растопыренную ладонь.
— Свои.
— Какие еще свои? — посветил кругом Илья.
У Захара не было времени на раздумывание.
— Давай с тобой работать на пару, отдельно от всех, — брякнул он первое, что пришло на ум.
— Я тебя, падло, вперед зарою
— А ты любознательный, — возник рядом с Ильей Герман.
Илья, швырнув в него фонарик, отскочил в сторону.
Захар попытался подставить ножку и скрючился, получив удар под дых.
Но и секундной заминки хватило Герману, чтобы вцепиться в Илью и повалить.
Тот извивался под грузным Германом, наносил удары головой.
Захар схватил за руку, Герман вывернул другую, положив Илью лицом вниз.
— Отдохни малость.
Фонарик погас, но отблеск взошедшей луны становился все ярче.
— Ишь, ловкач, — выворачивал карманы парня Мешалкин, — решил всех перехитрить, да не на тех нарвался.
— В порошок сотру… — матерился Илья.
— Не получится, — миролюбиво возразил Герман, — чересчур ты жадный и подлый.
Захару стало неудобно, что он плохо подумал о Германе. Не поступи так Мешалкин, разве раскусили бы они Илью?
— Все вы, кореша Зуба, такие, — с ожесточением произнес Герман. — Положиться на вас ни в чем нельзя.
— Побывал бы в моей шкуре, меньше возникал бы.
— Мне и своей достаточно.
— Так береги ее.
— Сочувствуешь или угрожаешь?
— Отпусти меня, не убегу.
Герман ослабил хватку. Илья приподнялся, размял затекшие ноги.
Сбоку Захар увидел, как из рукава куртки что-то показалось и блеснуло в свете луны.
— Нож, — вскрикнул Рычнев.
Илья ударил его ногой под коленку. Захар упал, застонав не от боли, а от мысли, что Илья перережет ему горло.
Но Герман уже подмял того, рыча в страшном гневе:
— Мразь вонючая, ублюдок недоношенный…
Побелевшая луна, наполовину ушедшая в облако, была, как голова младенца на взбитой подушке.
Илья резко вцепился Захару в плечо, притянул к себе… Дико вытаращенные глаза смотрели в упор.
И вдруг… Не веря, Захар зажмурился и снова открыл глаза: его держал Костлявый.
— А-а, — отшатнулся Захар.
Илья, вырвавшись, побежал.
Мешалкин кинулся вдогонку, пырнул ножом в ягодицу.
Илья-Костлявый наддач еще прытче.
— Ушел, падаль, — потрясал кулаками Герман. — Дернуло тебя завизжать.
— Я опять видел Костлявого, — дрожал всем телом Захар.
— Зубарь, случаем, не пригрезился?
— Не веришь, да?
Мешалкин вертел фонарик.
— Пожалуй, сгодится. Как и ножик. Я ублюдку печать хорошую поставил.
— Как ему удается менять облик?
— Не знаю, — рассовывал по карманам «трофеи» Герман.
— Предположим, Лохматый и Костлявый одно лицо. Но как они раньше порознь были?.. — И, захваченный догадкой, Захар возбужденно затараторил: — Он теперь, когда погиб Костлявый, стал прикидываться им.
— А, может, наоборот?
Как бы в поисках ответа Захар посмотрел на луну и уже не в силах был отвести глаз. Ее белизна приобрела голубоватый оттенок.
— Пойдем туда, не отказывай мне.
— Куда? — переспросил Герман и осекся, все поняв.
Захар пытался удержать себя от соблазна, но не смог.
— Тебя так тянет? — пытался остановить его Герман, — но ведь там призраки.
— Это не призраки, — отрешенно бормотал Рычнев, — они живые. Во всяком случае, становятся такими.
— Час от часу не легче.
Как и прошлый раз, Захар одновременно услышал крики и увидел людей. Нагие, они уходили в мерцающую реку вполоборота, словно их кто-то направлял с берега.
Луна стала красной, висела большим плоским цветком кувшинки.
Кто был одет, со стоном сбрасывал одежду.
— Военных много, в погонах и без, — сглотнул от волнения Герман.
Последним вошел старик, с гордо поднятой головой. Он обернулся, как бы пытаясь что-то сказать.
— Кажись, писатель. Точно, Коненков, — всплеснул руками Герман.
Голова старика чуть серебрилась.
Толпа уже одетых стояла на другом берегу спиной к реке. Но и когда старик величаво вышел, они не исчезли, дожидаясь еще кого-то.
И снова наступившую тишину разбудил предсмертный вопль.
Высокий, худой мужчина полосовал на себе рубаху и не вошел, а кинулся в реку.
Захар не смел пошевелиться, узнав Костлявого.
— Не надо, не надо, — барахтался, словно утопающий, Костлявый. — Зу-у-б, Зу-у-б, останови его… Зу-у-б…
Он несся к другому берегу, постепенно смолкая.
— Кажись, выскочил уже другой, — сощурился более зоркий Герман. — Пониже и фигура не та.
— Айда и мы, — будто что толкнуло Захара.
Вблизи лунная река напоминала вымощенное золотом дно, накрытое тончайшим тюлем.
Но едва они ступили в нее, из под ног с чавканьем потек ручеек пены. Он все расширялся, преграждая путь.
Запах горелого ударил в нос.
— Что за напасть такая, — счищал пену с подошвы Герман.
Искринки на реке стали темнеть, пока не превратились в черные пятна. Они постепенно слились, и густой непроницаемый мрак поглотил лунную реку.