Рычневу стало жаль вихрастого, чуть старше его, мужчину, против которого все ополчились. Тот, наверное, уже десятый раз твердил, что не брал серебряных украшений, но доказать ничего не мог.
Бедолагу защищал председатель суда чести, и Захар мысленно соглашался с ним: зачем воровать сторожу, если подумают прежде всего на него.
— Не Калюжный, то кто же? — грозно вопрошал атаман. — Почему виляет?
— Старшина, называется, — негодовали казаки. — Нехай органы сами расследуют, быстро признается.
В первом ряду поднялся стройный майор в расстегнутой милицейской шинели.
— Калюжный утверждает, будто к нему заходил выпить сосед. Следом, якобы, заявилась дочь собутыльника и принесла еще водки. Но у соседа никакой дочери нет и никогда не было.
— Брехло! — зашумели казаки.
— Потом стал уверять, будто вместо девки возник парень… Так девка была или парень, хочу я при всех спросить?
Председатель суда чести не отступал.
— Я Калюжного знаю давно, да и вы порядочно. Не дитя же он неразумное, чтобы так врать. Может, и вправду парень вырядился девкой.
Майор раздраженно взмахнул рукой.
— Чужие ничего не брали. Калюжный это сам подтверждает.
— Небось, опоили, — галдели казаки. — Анализ нужно взять.
— Надеюсь, экспертизу на столичном уровне не будете требовать, — выставил живот немолодой толстячок с совершенно голой головой.
Он был в нескольких метрах от Захара, и что-то знакомое уловил Рычнев в чертах его лица.
— Калюжного послушать, — разливался тенором толстячок, — так им нечистая сила правила. А он самый настоящий алкаш. Не понимаю, зачем устраивать сход. Слава Богу, пока не атаманское правление. Как директор филиала музея выражаю протест против подобного ведения следствия.
Рычнев готов был поклясться, что когда он был в Журавском музее, то не встречался с директором. Но тогда где он его видел?
— Не брал я украшений, клянусь, — ударил себя в грудь Калюжный. — Догадываюсь, кто вор, но доказать не могу.
— Мы докажем, — погрозил майор. — А сказки оставь для других. В нашем районе никаких потусторонних сил нет… Разве что кому спьяну почудится.
— Ведьма хоть ничего была? — под смех зала спросил кто-то Калюжного.
Но тут же все смолкли, разом поднялись.
Тихо, но внятно заговорил священник:
— Когда человека мучают бесы, долг друзей помочь несчастному. Раскаяться — значит переступить через гордыню. Сделать необдуманный шаг — значит презреть нравственность… Несчастный либо врет, либо им водит Антихрист.
Захар, схватив взглядом сосредоточенные лица казаков, понял, что обязан выступить сию минуту. Герману несравнимо хуже, нежели Калюжному.
И когда все сели, а батюшка вернулся на свое место, Захар, словно выброшенный пружиной, взлетел на сцену.
— Братья казаки!..
И показалось, что он плоть от плоти их, только не успел прибиться к ним, и казаки, догадываясь о том, отнесутся к нему с почтением и пониманием.
Но запнулся Захар, встретившись с удивленно-колючими глазами. Мол, что за птица к нам залетела.
И тотчас очутился возле Захара бородатый казак, до того скучающий вблизи батюшки.
— Кто такой, представиться надо.
Захар назвался, ляпнул, что за казаков.
— Знамо дело, не за турок, — отвлек его атаман. — Какой ты станицы, Рычнев?
— Я с города.
Будто ветерок пронесся по залу, и лица многих подобрели. Захар догадался, что выдал свою неосведомленность, торопливо стал рассказывать о себе.
Казаки недовольно загудели.
— Есаулец, навести порядок, — приказал атаман.
Бородатый слегка подтолкнул Захара.
— Сядь на место и не мешай.
— Я сейчас, я быстро.
— Ну, в чем дело? — недоуменно смотрел атаман.
— Батюшка, — вырвался из рук есаульца Захар. — Человека убили, сам чуть не погиб, а другой из-за меня в тюряге мается.
Вблизи священник казался совсем обыкновенным. Сними рясу — не отличишь от простого смертного.
Захар умоляюще протянул к нему руку. Священник коснулся ее, ничего не сказав.
Рычнев, как вкопанный, стал возле иконы.
— Я не тронусь с места. Не имею такого права.
Зал станичного клуба показался до смешного малым. Разве только группа казаков, смотревших кто отчужденно, а кто и насмешливо, должны слышать, что в эту минуту говорит Захар?..
Свершилась подлость, поправшая все святое. Если судят заблудшего, то почему на свободе отпетые негодяи?.. Разве Лохматого или Зубаря, будь он живой, поставили бы на сцене, заставив впервые держать ответ.
— В конце концов, где же справедливость? — пылко закончил Рычнев.
Он не мог сойти с места, вдруг уверовав, что все это время оставался наедине с батюшкой, изливая свою душу.
Но странны были Захару вопросы, обращенные будто бы и не к нему, ведь после выступления он чувствовал себя иным. И злило, выводило из себя, что никто не нашел в нем никакой перемены.
Захар вскинул голову, пытаясь отыскать хотя бы один сочувственный взгляд… Нет, он словно попал к незрячим, оценивающим все привычными понятиями.
Калюжный, не обращая внимания на Рычнева, снова стал клясться в невиновности.
Пользуясь тем, что казаки отвлеклись, Захар незаметно вышел.
Расстроенный, заспешил в гору… Он облегчил душу и отныне чист перед своею совестью (во всяком случае хотелось так считать).