Комендантский час

Ближе к вечеру поднялся ветер и разъяснило. Церковь словно отступила к самому берегу посветлевшей реки.

За ветром Захар не услышал сигнал притормозившей хлебовозки.

Мир не без добрых людей. Совестясь, Рычнев полез в кузов. С пустым кошельком не до комфорта.

Церковь сразу скрылась. Но долго еще виднелась река.

И казалось, что ветер, поднявший на мелководье волны, треплет за пустые рукава-берега серую шинель Дона.

Захар окончательно решил смириться со всем; что ни делается на земле, предначертано Господом.

Он дал себе зарок ни во что теперь не вмешиваться и не травить попусту сердце, тем паче перед Новым годом.

Захар связывал с ним определенные надежды, хотя и горько посмеивался в душе: слишком несбыточно для таких, как он, начать новую жизнь с Нового года.

Тем не менее за Рычневым стали замечать перемены.

Директор, настроившись на длинный и неприятный разговор с Захаром поразился несвойственной ему покладистости. Больше всего смутило не признание вины Захаром («вы правы, всю осень я лоботрясничал»), а полное безразличие к тому, какое наказание ждет его.

Это была не бравада и, уж тем более, не скрытая игра.

Директор не стал мучить Рычнева долгими нотациями. «Болен», — подумал он, имея в виду состояние духа.

Но втайне даже от себя, Захар был уверен, что за ним придут. Он представлял, как все должно произойти, скрытно готовясь к самому худшему.

Ночами он спал крепко, но просыпался рано от странной боли: как будто в грудину постукивали костяшками пальцев.

Однажды Захар проснулся позже обычного. Голова была ясная, мысли свежими. Он опаздывал на работу и вышел из дому, не позавтракав.

У музея Захара окликнули, но он никого не увидел. В другое время Захар бы всполошился, но этот же раз отнесся спокойно.

Необыкновенно приподнятое настроение не покидало его и на работе… Черт возьми, какое же это прекрасное чувство, когда тебя ничто не гнетет. И почему люди на вопрос, что такое счастье, несут всякую околесицу?.. Познали бы настоящие тяготы, не здорово бы мололи языком.

Окна в комнате выходили на тихий дворик, припорошенный снегом. Директор и полный мужчина в пушистой заячьей шапке неторопливо прогуливались.

Захар ощутил смутное беспокойство. Не понимая причины, подошел к окну. Но никого уже не было во дворике, где летом в тенечке устраивали перекур сотрудники.

Рычнев выглянул в коридор. Директор, словно дожидаясь его, стоял за дверью.

— Поговори с человеком, — подвел он Захара к своему кабинету.

На кожаном пружинистом диване закинул нога за ногу голубоглазый толстячок.

— Присаживайся, Захарушка, — ласково пропел он. — Рад снова видеть тебя.

Рычнев узнал директора Журавского музея. Тревога сразу улеглась. Ясное дело, заглянул к своему городскому коллеге. Вот только Захар зачем ему?

— Нашлись ваши украшения? — пристроился на стуле Рычнев. — Помнится, вы очень волновались.

— Ты, Захарушка, не меньше волновался, — доверительно понизил голос толстячок.

— Но по другому поводу, — сухо ответил Захар. — Я правды добивался, а вы человека…

— Договаривай, — шире улыбнулся толстячок. — Льву Викторовичу не привыкать к наветам и оскорблениям.

— Однако Калюжного вы усердно топили.

Толстячок засмеялся, растянув губы, как при свисте.

— Зато тебя выручил.

— Меня?

— Ну конечно. Отвел беду.

Захар напряженно замер. Несомненно, толстяк приехал в город из-за него. Но чего он добивается? И вообще, говорил ли об этом с директором?

— Я здесь по другому вопросу, — словно читал чужие мысли толстячок. — Лев Викторович бережет не только свою репутацию.

— Каким образом вы отвели от меня беду?

— Твои сногсшибательные откровения никого не оставили равнодушными. И не будь моей доброй воли, тебя бы сунули в кутузку, а казачки перерыли бы могилы.

— И слава Богу.

— Тю-тю тогда драгоценности. По усам текло, а в рот не попало.

Сбитый с толку Захар не знал, что ответить.

— В чем заключалась ваша «добрая воля»? Я по своей охоте выступил. Но казакам, видимо, судьба Калюжного ближе, чем моя беда.

— Совершенно верно, — хлопнул себя по тугим ляжкам Лев Викторович. — Я им это и внушил.

Рычнев внимательно посмотрел в неестественно синие глаза гостя. Как и в станичном клубе, он показался на кого-то похожим… Но на кого?

— За что мне такая от вас честь? — хмуро спросил Захар.

— Не будь наивным, Захарушка. Безделушки и те вызвали интерес, а уж сокровища…

— Казаки охрану у могил не поставили?

— Для них, повторяю, твое сообщение как расхожий анекдот: услышали и забыли.

— Зря вы так сделали, — отчужденно сказал Захар. Взяли бы меня под стражу, так, наверное, разобрались бы.

Глаза гостя потеряли свою безмятежность.

— Конечно, разобрались. С тебя бы за все спросили. Труп на озере, связь с уголовниками, — стал загибать пухлые пальчики Лев Викторович, — нарушение закона о кладах…

— Я… я случайно, — растерянно забормотал Рычнев.

— Лирика, Захарушка, мало кого интересует. Людей безвинных сажают, а на тебя улик полный короб.

У Захара шумело в голове. Неужели за ним пришли? Он готовился не к такой встрече. Может, правда, толстяка подослали? Не зря вьет такую паутину.