Комфортная книга

Да, конечно, дома приятнее. Дома ты защищен от непогоды и от прочих напастей. Но и снаружи бывают свои плюсы. Потому что снаружи — свобода. Ты можешь идти по миру, пока не найдешь свое место. А можешь решить, что снаружи тебе самое место. Там и останешься.

Откровение

Раньше я переживал из-за того, что не вписываюсь, и длилось это ровно до тех пор, пока я не осознал, что не вписываюсь потому, что не хочу.

Путь из твоего разума наружу лежит через мир вокруг

К тридцати двум годам Людвиг ван Бетховен уже стремительно терял слух. В письмах своему брату он жаловался, что окружающие считают его «неприязненным, упрямым, мизантропом». На деле же проблема была в том, что композитор пребывал в смятении и душевном беспокойстве из-за прогрессирующего недуга. Он писал, что чувствует себя «безнадежным», поскольку мало сочиняет. Словом, как если бы Шекспир клеймил себя раздолбаем из-за того, что у него уж больно медленно пишется «Гамлет».

Бетховен вспоминал случаи, когда он выезжал на природу и не мог услышать пения пастуха или чьей-то игры на флейте. «Такие случаи, — писал он, — доводили меня до отчаяния, и недоставало немногого, чтобы я не покончил с собой. Лишь оно, искусство, оно меня удержало. Ах, мне казалось немыслимым покинуть мир раньше, чем я исполню все то, к чему чувствовал себя предназначенным».

Лишь оно, искусство, оно меня удержало.

Так он остался в живых. Его слух все быстрее бесповоротно покидал его — величайшее из мучений для величайшего из музыкантов — и все же он продолжал творить. Некоторые из величайших своих работ — к примеру, потрясающую в своей тоскливости и атмосферности сонату для фортепиано № 14, более известную как «Лунная соната», — он написал, будучи уже абсолютно глухим.

Безумно горько думать о том, что человеку, создавшему ряд знаменитых во всем мире музыкальных композиций, так и не довелось услышать многие из них. Он был лишен слуха, но полон страсти. В истории искусства осталось огромное множество чутких и необычных людей, которым их стезя дарила утешение и давала цель в жизни — от Эмили Дикинсон и до Джорджии О’Киф.

Нам необязательно писать сонаты для фортепиано, но обязательно испытывать страсть. Она приходит извне, из любого источника. Хотите верьте, хотите нет, но пару лет назад я сумел вытащить себя из относительно тяжелого жизненного периода, замарафонив первые четыре сезона «Игры престолов».

Любопытство и страсть — кровные враги беспокойства и тревоги. Когда я впадаю в беспокойство, я ищу какой-то внешний фактор, который вытащил бы меня — будь то музыка, изобразительное искусство, кино, природа, даже разговор и простые слова.

Ищи в себе увлечение, равное по силе твоим страхам.

Путь из твоего разума наружу лежит через мир вокруг.

Джой Харджо и один целый голос

«Каждый из нас приходит в этот мир со своим призванием, — писала Джой Харджо. — Речь не о работе в той или иной компании или корпорации. Всем нам выделены дары, которые мы способны отдать миру вокруг нас — они есть у животных, даже у растений, минералов, облаков… У всего на земле».

Джой Харджо родилась в Талсе, штат Оклахома, и принадлежит к народу маскоги (они же крики). Она — первая из коренных жителей Америки, кто удостоился звания поэта-лауреата США. Ее потрясающие стихи переплетаются с ее культурным наследием и глубинами человеческого подсознания. Джой — активистка, причем ее поле активистской деятельности не ограничивается какими-то конкретными территориями. Она часто выступает в защиту прав коренных народов Америки, на тему феминизма и глобального потепления, и считает, что все эти темы тесно связаны между собой. Именно об этом она чаще всего и пишет — о глобальной и целостной природе вещей. «В молитве ты полностью открываешься / Небесам, земле, солнцу, луне / Одному целому голосу, который есть ты».

Харджо сама во многом олицетворяет эти слова. В своих выступлениях она совмещает прозу, поэзию и музыку столь искусно, что все это кажется одним неделимым целым. Она написала короткую заметку «Ах, саксофон», в которой, как она выразилась, этот инструмент «берет всю любовь, заключенную в человеке, и, пропуская ее через себя, выдает глубокий, сладостный звук и поднимает нас чуточку в воздух».

Она получала награды не только за свои стихи, но и за музыку собственного сочинения. Забавно, что на саксофоне она научилась играть, когда ей было уже за сорок. По крайней мере, мне это кажется забавным (и утешающим), поскольку это живое доказательство тому, что никогда не поздно начать заниматься чем-то важным для себя.