— План с товарищем Косиором мы полностью одобряем, — согласно кивнул тот. — Но попросил бы акцентировать внимание на Коновальца, играющего в ОУН первую скрипку. Этот ярый враг советской власти заочно приговорен к смертной казни за тягчайшие преступления в отношении украинского пролетариата. Он отдал приказ и лично руководил казнью революционных рабочих киевского «Арсенала» в январе восемнадцатого года.
Генсек, чуть помолчав, добавил:
— И это не акт мести, товарищи, хотя Коновалец и является агентом германского фашизма. Наша цель — обезглавить движение украинских националистов накануне войны и заставить этих бандитов уничтожать друг друга в борьбе за власть. А каковы вкусы, слабости и привязанности Коновальца? — обратился вождь к Судоплатову. — Постарайтесь их использовать.
— Весьма любит сладости, — ответил Павел. — Куда бы мы ни ездили, везде первым делом покупал шикарную коробку конфет.
— Обдумайте это, — предложил Сталин.
За всё время беседы Ежов не проронил ни слова. Прощаясь, вождь спросил Павла, правильно ли тот понимает политическое значение поручаемого боевого задания.
— Да, — последовал ответ. — И я заверяю, что если потребуется, отдам жизнь для выполнения задания партии.
— Желаю успеха, — пожал в ответ руку Сталин.
Итак, Судоплатову было приказано ликвидировать Коновальца. После возвращения на Лубянку Слуцкий с Шпигельглазом разработали несколько вариантов операции.
Первый предполагал расстрелять Коновальца в упор. Правда, его всегда сопровождал охранник Барановский по кличке Пан инженер. Выбрать момент, чтобы остаться с объектом[69] наедине, представлялось маловероятным.
Второй заключался в том, чтобы передать ему «ценный подарок» с вмонтированным взрывным устройством. Этот вариант казался наиболее приемлемым: если часовой механизм сработает штатно, исполнитель успеет скрыться.
Сотрудник оперативно-технического отдела Тимашков получил задание изготовить взрывное устройство, которое внешне выглядело бы как коробка шоколадных конфет, расписанная в традиционном украинском стиле. Вся проблема заключалась в том, что Судоплатову предстояло незаметно запустить часовой механизм. Ему этот вариант не особо нравился, так как яркая коробка сразу привлекла бы внимание Коновальца. А ещё тот мог передать её постоянно сопровождавшему его охраннику.
В конце концов мина была изготовлена, причем часовой механизм не надо было приводить в действие особым переключателем. Взрыв должен был произойти спустя полчаса после изменения положения коробки из вертикального в горизонтальное. Коробку надлежало держать в первом положении в большом внутреннем кармане пиджака. Предполагалось, что Судоплатов передаст «подарок» объекту и покинет помещение до того, как прогремит взрыв.
Шпигельглаз сопроводил его в кабинет Ежова, который лично захотел принять сотрудника перед отъездом. Когда вышли оттуда, нарком сказал:
— В случае провала операции и угрозы захвата ты ни при каких при каких условиях не должен попасть в руки полиции.
Фактически это был приказ умереть, воспользовавшись пистолетом «Вальтер», который Судоплатов получил в отделе.
Заместитель начальника провел с ним более восьми часов, обсуждая различные варианты ухода с места акции. Он снабдил Павла сезонным железнодорожным билетом, действительным на два месяца на всей территории Западной Европы, а также вручил фальшивый чехословацкий паспорт и три тысячи американских долларов, что по тем временам составляло значительную сумму. По совету наставника Судоплатов должен был обязательно изменить свою внешность после «ухода»: купить шляпу и плащ в ближайшем магазине.
О предстоящей операции знал только узкий круг лиц, не было известно о ней и Элле. Жене Павел сообщил, что отправляется в Европу с очередным курьерским заданием.
Используя своё прикрытие, он был зачислен радистом на грузовое судно «Шилка», которое спустя неделю вышло из Мурманска и взяло курс на Скандинавию. А перед отплытием Павел с грустью прочел в «Правде», что Слуцкий скоропостижно скончался от сердечного приступа.
Зимнее море штормило, иллюминаторы захлестывали волны, на сухогрузе шла обычная работа: штурман вел прокладку, отбивались склянки, менялись ходовые вахты. В свободное от них время команда собиралась в кают-компании, где возникала морская травля. Обычно начинал кто-нибудь из палубной команды, а потом непременно обращались к боцману, начинавшему службу ещё в царском флоте. Тот поначалу отнекивался, а потом выдавал очередную, как правило, смешную историю и никогда не повторялся.
Слушая вместе с другими, Павел чувствовал себя обычным моряком. Будучи по природе общительным, сам что-либо рассказывал и тем отвлекался от тяжелых мыслей. Заступая на вахту, уединялся в радиорубке, осуществляя связь с другими судами и берегом, там тоже было не до раздумий. Когда же наступало время отдыха и он укладывался в кубрике на подвесную койку, сон не приходил, в голову лезли тревожные мысли: удастся ли выполнить задание, погибнет он или останется жив, а также всякая другая чертовщина.