Комиссары

— Да, — раздумчиво заговорил Панфилов, — не успели мы там глубоко зарыться в землю. И почва была рыхлая. А тут вон какие окопы вы отрыли, и почва твердая, зимняя. В таких окопах даже самый тяжелый танк не раздавит. Не забудьте, что на близком расстоянии танк не страшен. Гранатой его по гусеницам или пропусти, да в хвост гранатой или жги бутылкой с горючей жидкостью…

Две недели продолжалось относительное затишье — стороны скрытно готовились к решительному сражению. Комдив предупреждал: «Мы должны следить за каждым шагом немцев.' Потому для нас первая задача — разведка, вторая — разведка и третья задача — разведка. Разведка всеми путями и средствами. Сильные и смелые, отважные — в разведку!»

Из воспоминаний комсорга полка Б. Джетпысбаева, прикомандированного к разведгруппе:

«Был уже час ночи. Кружила метель. Мы шли в белых маскхалатах, и нас трудно было различить в снежной пурге. Вот и Жданово. Постучали в крайнюю избу. В темноте, не зажигая света, отозвалась старушка. Она сообщила: в третьем от ее хаты доме квартируют немцы.

Нам удалось разглядеть танки, занесенные снегом. Туда направилась наша группа во главе с Клочковым. Шли гуськом, друг за другом, присматривались настороженно к танкам и не заметили часового во дворе.

— Хальт! — выкрикнул он. Тут уж не обошлось без выстрела. Немцы всполошились, выскочили из домов с автоматами. Завязалась жаркая схватка. Мы пустили в ход гранаты, танки забросали бутылками с горючей смесью.

К рассвету мы доставили в штаб дивизии трех пленных».

Многое в предвоенной жизни В. Г. Клочкова способствовало становлению, формированию его, если можно так выразиться, таланта политрука.

…30-е годы. Вольск. Из статьи заместителя главного бухгалтера завода «Металлист» В. Г. Клочкова: «Однажды я написал статью в газету «Цемент», в которой покритиковал Рожкова и бывшего технорука Полуботько.

На второй день Рожков вызвал меня к себе в кабинет и заявил, что такой критики не простит.

…Он попытался уволить меня, но не подобрал для этого веского материала, пытался снизить зарплату, но также не нашел оснований. Сейчас он со мной не разговаривает…»

…1941 год. Алма-Ата. Из протокола партийного собрания Наркомата: «Тов. Клочков. — Не все надо заниматься критикой, нужна и самокритика. Надо прямо сказать, что предприятий общественного питания мы не знаем, даже не знаем хорошо работы Алма-Атинского треста столовых и ресторанов, там развита канцелярско-бюрократическая волокита (для примера зачитывает несколько приказов), нужно предприятия изучать всесторонне путем выезда на места. Нет в аппарате Наркомторга увязки в работе между отделом треста столовых и ресторанов и отделами прод. и пром, товаров.

Многие работники ходят вечером в Наркомат не работать, а показать, что «работают».

Говорит о несерьезном подходе к подбору кадров как в аппарат Наркомторга, так и в предприятиях общественного питания».

Клочков любил и ценил своих солдат, гордился ротой. «Мое подразделение считается лучшим в части», — пишет он как-то домой.

В роте к ноябрьским дням — около ста человек. Семь членов партии и пятьдесят шесть комсомольцев. Русские, казахи, украинцы, киргизы, узбеки. Молодые и пожилые, неженатые и семейные. К каждому, понятно, свой подход…

Война до предела обострила характеры, чувства. И в этих условиях именно на коммунистов, на политического руководителя — политрука были устремлены десятки глаз. С коммунистов был особый спрос. Но на них была великая надежда. Им доверяли. В них видели совесть Партии, голос Партии, волю Партии.

Знали бойцы и другое: политрук должен ничуть не хуже командира овладеть искусством воевать, лучше всех знать любое ротное оружие. С таким политруком — надежно и спокойно.