— Неужели? Действительно чертовски большой кусок. Но мы не должны оставлять надежды. Доктор Мэтьюрин собирается… собирается сотворить какую-то чудовищно умную штуку с помощью пилы, как только рассветет. Ему для этого нужен свет. Осмелюсь заявить, что это будет что-то необычайно искусное.
— Ну конечно, я уверен, сэр, — с жаром воскликнул боцман. — Без сомнения, он, должно быть, очень умный джентльмен. Команда необычайно довольна. «Какой молодчина, — они говорят, — он так ловко отпилил Неду Эвансу ногу и так аккуратно заштопал Джону Лейки его причиндалы, так же как и остальных. А поговаривают, будто он в отпуску — в гостях типа».
— Это удача, — произнес Джек. — Большая удача, я согласен. Нам понадобится поставить здесь что-то типа вулинга, мистер Уотт, пока тиммерман не сможет заняться эзельгофтом. Обтяните как можно туже перлинь, и пусть Господь поможет нам, если нам понадобится спускать стеньги.
Вдвоем они осмотрели с полдюжины других мест, и Джек спустился вниз, решив пересчитать суда конвоя. Теперь, после переполоха, они держались очень близко и соблюдали строй. Присев на длинный окованный сундук, он заметил, что произнес: «Держим три в уме», поскольку в уме лихорадочно подсчитывал, сколько составят три восьмых от £3,500. Он прикинул, что такова призовая стоимость «Дорте Энгельбрехтсдаттера». Три восьмых (за вычетом одной восьмой для адмирала) должны составлять его долю прибыли. Не он один считал в уме эти цифры, поскольку каждый человек из судовой роли «Софи» имел право на вознаграждение: Диллон и штурман делили ещё одну восьмую; судовой хирург (если он официально внесен в судовую роль «Софи»), боцман, тиммерман и помощники штурмана — еще одну восьмую. Затем одна восьмая приходилась на долю мичманов, младших по чину уорент-офицеров и сержанта морской пехоты. А между остальными членами экипажа делилась остающаяся четверть суммы. И удивительно было видеть, как ловко справлялись с цифрами умы, не привыкшие к абстрактному мышлению, в результате чего даже помощник парусного мастера знал свою долю с точностью до фартинга. Джек взял карандаш, чтобы посчитать сумму правильно, устыдился, оттолкнул его в сторону, заколебался, взял его снова и стал мелким почерком по диагонали выписывать цифры на листке бумаги, который тотчас отпихнул от себя, заслышав стук в дверь. Это был все ещё мокрый тиммерман, пришедший доложить о заделанных пробоинах от ядер и о том, что в льяле не больше восемнадцати дюймов воды — «что вполовину меньше, чем я ожидал, учитывая, какой мерзкий и неприятный удар влепила нам эта галера, выстрелив так низко». Он замолчал, искоса посмотрев на капитана странным взглядом.
— Вот и отлично, мистер Лэмб, — спустя секунду ответил Джек.
Но тиммерман даже не шевельнулся; он по-прежнему стоял, капая на затянутый покрашенной парусиной пол, на котором, в конце концов, образовалась небольшая лужица. Но затем его прорвало:
— Если то, что говорят про кэт и про бедолаг норвежцев, выброшенных за борт, может даже ранеными, правда, то ведь рехнуться можно от такого зверства. Чего бы они могли сделать, если бы их просто заперли внизу? Как бы то ни было, уоррент-офицеры «Софи» хотели бы разделить свою долю с этим джентльменом, — он кивнул головой в сторону спальной каюты, где временно расположился Стивен Мэтьюрин, — в знак признания его несомненных заслуг.
— Прошу меня извинить, сэр — произнёс Баббингтон. — С кэта сигналят.
На квартердеке Джек увидел, что Диллон поднял пестрый набор флагов — очевидно, это было все, что нашлось на «Дорте Энгельбрехтсдаттере». Из этой абракадабры в числе прочего следовало, что у него на борту чума и что он намерен отплывать.
— Повернуть через фордевинд! — скомандовал он. И когда «Софи» приблизилась к конвою на расстояние кабельтова, он воскликнул: — Эй, на кэте!
— Сэр! — донёсся до него над разделяющих их морем голос Диллона. — Вы будете приятно удивлены, узнав, что все норвежцы спасены.
— Что?
— Норвежцы — все — спасены. — Корабли сблизились. — Они спрятались в тайнике в форпике, — добавил Диллон.
— Ах, в форпике, — пробормотал рулевой старшина за штурвалом. На «Софи» все обратились в слух — воцарилась тишина, как на проповеди.
— Полный бейдевинд! — сердито воскликнул Джек, как только марсели заколыхались из-за расчувствовавшегося рулевого старшины. —Держать полный бейдевинд!
— Есть полный бейдевинд, сэр.
— И еще их шкипер говорит, — продолжал доносившийся издали голос, — не могли бы мы прислать ему лекаря, потому что один из его людей расшиб палец на ноге, торопливо спускаясь по трапу.
— Передайте от меня шкиперу, — рявкнул Джек так, что его было слышно почти в Кальяри, с багровым от натуги и возмущения лицом, — передайте шкиперу, что он может взять этот палец и засунуть его…
Он тяжело спустился вниз, став беднее на 875 фунтов. Вид у него был очень кислый и невеселый.