Коммандер

— Действительно странно, правда? Он был большим другом их семейства, пока их мать не сбежала и не вышла замуж за итальянца, паписта. Можете себе представить, как страшно расстроилась Куини оттого, что ее отчим папист. Правда, она ни разу его не видела. «Кто угодно, но только не папист», — говаривала она. «Я бы лучше тысячу раз выбрала Чёрного Фрэнка[48]», — уверяла она. Итак, мы сожгли подряд тринадцать чучел[49] в том году, это, должно быть, был то ли 83, то ли 84 год, вскоре после сражения у островов Всех Святых. После этого они надолго осели в Дэмплоу — я имею в виду девушек и их старую кузину. Милая Куини. Мне кажется, что я рассказывал про нее прежде, да? Она учила меня математике.

— Полагаю, что рассказывали. Если не ошибаюсь, она знаток древнееврейского?

— Совершенно верно. И сечение конуса, и Пятикнижие она знала как свои пять пальцев. Милая Куини. Я думал, что она останется старой девой, хотя она была такой хорошенькой. Но какой мужчина смог бы подъехать к девушке, которая знает древнееврейский? Это было так грустно: у любой с таким покладистым характером была бы огромная армия детей. Но она вышла замуж за адмирала, так что всё закончилось счастливо… Только, знаете, он такой старый: седой и приближается к шестидесяти. Что вы думаете, как врач, — я имею в виду, возможно ли…?

— Possibilissima[50].

— Да неужели?

— Possibile è la cosa, e naturale, — пропел Стивен резким, скрипучим голосом, хотя его обычный голос был довольно приятен. — Е se Susanna vuol possibilissima[51], — продолжал он, немного искажая арию Фигаро, но достаточно близко к ней, чтобы её можно было опознать.

— Неужели? Неужели? — спросил Джек с живым интересом. Затем, после некоторого раздумья, добавил: — Мы могли бы попробовать сымпровизировать дуэтом… Она присоединилась к нему в Ливорно. А я-то думал, что это были мои собственные заслуги, наконец-то признанные, почётные ранения, — со смехом продолжал Джек, — оттого-то я и получил повышение. Тогда как несомненно, это всё моя милая Куини, правда? Но я не рассказал вам самое интересное — и этим я, конечно же, тоже обязан ей. Нам предстоит шестинедельное крейсерство вдоль французских и испанских берегов, аж до самого мыса Нао!

— Вот как? И это будет хорошо?

— Да, да! Очень хорошо. Поймите, никакой конвойной службы. Мы больше не будем привязаны к неуклюжей кучке вороватых жуликов-торговцев, ползающих туда-сюда по морю. Французы и испанцы, их торговля, их гавани, их коммуникации — вот кто будет нашими целями. Лорд Кейт очень серьезно говорил об огромной важности уничтожения их торговли. Он очень подробно остановился на этой проблеме. «Она не менее важна, чем великие морские сражения», — сказал он, и при этом гораздо прибыльнее. Адмирал отвел меня в сторону и долго рассуждал на эту тему. Он самый проницательный и дальновидный командир. Конечно, не Нельсон, но далеко не рядовой адмирал. Я рад, что Куини вышла за него. И мы никому не подчиняемся — вот что так восхитительно. Ни один плешивый клоун не станет приказывать: «Джек Обри, вы должны проследовать в Ливорно с этими свиньями для флота», тем самым лишая нас даже надежды на приз. Призовые деньги! — воскликнул он, улыбаясь и хлопая себя по ляжке.

Морской пехотинец, стоявший на часах у двери и внимательно слушавший его, кивнул головой и тоже улыбнулся.

— Вы придаете такое значение деньгам? — спросил Стивен.

— Я их обожаю, — откровенно признался Джек. — Всю жизнь я был беден и хочу разбогатеть.

— И это правильно, — произнёс часовой.

— Мой дорогой старик отец всегда был слишком беден, — продолжал Джек. — Но щедр, как солнечный день. Когда я был мичманом, он ежегодно выдавал мне по полсотни фунтов, что было значительной суммой в то время… или было бы, если бы ему удалось уговорить мистера Бабба выплатить их после первого квартала. Боже, как я страдал на борту старого «Ресо» — счета за питание, за стирку, за новый мундир, из которого я вырастал… Конечно же, я люблю деньги. Но, пожалуй, нам пора отправляться: пробили две склянки.

Джека и Стивена пригласили в констапельскую, чтобы отведать молочного поросенка, купленного в Ливорно. Их принимали Джеймс Диллон вместе со штурманом, казначеем и Моуэттом. Они погрузились в полумрак: в констапельской не было ни кормовых окон, ни подъемных окон в портах, лишь краешек светового люка впереди. Хотя особенности конструкции «Софи» и предусматривали наличие очень комфортабельной капитанской каюты (она была бы даже роскошной, если отпилить капитану ноги чуть выше колен), свободной от обычно находящихся там орудий, но это означало, что констапельская оказалась ниже верхней палубы и располагалась на своего рода помосте, типа орлопа.