Коммандер

На такой вопрос ответить было нечего; то же касалось и ряда других предложенных им вопросов. Да мичманы в действительности и не пытались на них ответить. Однако согласились, что на судне их держат не для того, чтобы они развлекались, и не за мужскую красоту, а для освоения профессии, и что их журналы (которые они захватили с собой) не отличаются ни точностью, ни полнотой или регулярностью, и что судовой кот вел бы журнал лучше. В будущем они будут обращать самое тщательное внимание на наблюдения и счисление координат мистером Маршаллом, ежедневно вместе с ним отмечая на карте местоположение судна; и ни один человек не вправе стать лейтенантом, не говоря уже о получении командной должности («Да простит меня Господь!» — произнес про себя Джек), будучи невеждой, который не способен быстро назвать координаты своего судна в течение минуты — нет, в течение тридцати секунд. Кроме того, каждое воскресенье они должны будут показывать свои журналы, аккуратно и четко заполненные.

— Надеюсь, вы умеете сносно писать? Иначе вам придется пойти в обучение к писарю.

Молодежь закивала головами: да, сэр, они надеются, они в этом уверены, они постараются. Но капитана, похоже, это не убедило, он велел им сесть на рундук, достать перья, листы бумаги, и передать ему вон ту книгу, которая великолепно подойдет для диктовки.

Вот как получилось, что Стивен, расположившийся в тиши своего лазарета, чтобы поразмыслить о недуге пациента со слабым наполнением пульса, услышал голос Джека, неестественно медленный, угрожающий и зловещий, который проникал вниз через виндзейль, который ставили для вентиляции нижних помещений.

— Квартердек военного корабля можно по справедливости считать государственной школой обучения значительной части нашей молодежи. Именно здесь молодые люди привыкают к дисциплине и обучаются всем интересным деталям службы. Им постоянно прививают пунктуальность, чистоплотность, добросовестность и сноровистость, они приобретают привычку к трезвости и даже к самоотречению, что, вне всякого сомнения, чрезвычайно полезно. Научившись повиноваться, они научатся и командовать.

«Так, так, так», — сказал про себя Стивен и тут же вспомнил о бедном, исхудалом матросе с заячьей губой в гамаке рядом с ним — недавнем пополнении первой вахты.

— Сколько вам лет, Чеслин? — спросил он.

— Даже не могу вам сказать, сэр, — отвечал Чеслин с безразличием, к которому примешивалась толика нетерпения. — Думаю, лет тридцать или около того. — Последовала длительная пауза — Мне было пятнадцать, когда умер мой старый отец. Если поднапрячься, то я смог бы сосчитать количество урожаев, которые за это время собрал. Только мне никак не собраться с мыслями, сэр.

— Нет. Слушай, Чеслин. Ты тяжело заболеешь, если не будешь есть. Я велю принести тебе супа, и ты должен его проглотить.

— Спасибо, сэр. Но я совсем не чувствую вкуса еды. Да мне и не позволят ее съесть.

— Зачем ты рассказал матросам о своем ремесле?

Некоторое время Чеслин не отвечал, лишь тупо смотрел на доктора.

— Видно, пьян был. Ихний грог был жуть какой крепкий. Но никогда не думал, что они так обозлятся. Хотя жителям Карборо и его окрестностей оно тоже не нравилось.

В эту минуту засвистали к обеду, и жилая палуба, располагающаяся позади парусиновой перегородки, которую поставил Стивен, чтобы хоть как-то прикрыть лазарет, наполнилась гвалтом голодных людей. Впрочем, гвалт был упорядоченным: каждая обеденная группа из восьми матросов устремлялась к своему месту, появлялись столы, подвешенные к бимсам, деревянные миски, наполненные солониной (еще одно доказательство, что сегодня четверг) и горохом приносили с камбуза, грог, который мистер Пуллингс только что смешал в кадке для питьевой воды возле грот-мачты, бережно, словно святыню, спустили вниз, и все убирались с пути, чтобы и капли не пропало.

Перед Стивеном тотчас образовался коридор; он проходил мимо улыбающихся лиц и приветливых взглядов с обеих сторон. Он заметил несколько человек, которым утром смазывал мазью спины. У них были удивительно веселые лица, в особенности у чернокожего Эдвардса, чьи белые зубы резко выделялись в полумраке; заботливые руки убрали с его дороги скамью; юнгу с силой крутанули вокруг своей оси, чтобы тот «не смел поворачиваться спиной к доктору — где твои долбаные манеры?». Добрые люди, такие приветливые лица, но они губят Чеслина.

* * *

— У меня в лазарете имеется любопытный случай, — сказал он, обращаясь к Джеймсу, с которым они сидели, переваривая свиной пудинг с помощью стакана портвейна. — Он умирает от истощения; вернее, умрет, если мне не удастся побороть его апатию.

— Как его зовут?

— Чеслин, у него заячья губа.

— Я его знаю. Из шкафутового отряда, первая вахта. Ни рыба ни мясо.

— Да? А между тем в свое время он оказывал важные услуги мужчинам и женщинам.

— Какие именно?

— Он поедал их грехи.

— Боже мой!

— Вы пролили свой портвейн.

— Вы мне расскажете о нем? — спросил Диллон, вытирая вытирая ручеёк вина.