Коммандер

Нечего было делать, нечего было сказать. Комендоры получили приказы и выполняли их с великолепной яростью, стреляя по корпусу с такой скоростью, на какую были способны. Мичманы, командовавшие отрядами, носились взад-вперед по линии, помогая одним, подавляя малейшие признаки растерянности у других. Порох и ядра доставлялись из порохового погреба с идеальной регулярностью; боцман и его помощники внимательно следили за такелажем; на марсах то и дело раздавался треск мушкетов стрелков. Джек стоял, размышляя. Чуть левей его, почти неподвижно, несмотря на то что ядра со свистом пролетали мимо или с сильным громким ударом били о корпус шлюпа, стояли писарь и Риккетс, квартердечный мичман. Пробив заполненную гамаками сетку, в нескольких футах впереди капитана пролетело ядро, ударилось о железную стойку гамачного ограждения, потеряло силу и упало с обратной стороны ряда гамаков. Когда оно подкатилось к нему, Джек отметил, что это 8-фунтовое ядро. Француз стрелял, как обычно, высоко и несколько наугад, в спокойном, синем, без дыма мире с наветренной стороны от шлюпа. Джек видел всплески от падения ядер ярдов за пятьдесят впереди и сзади шлюпа, в особенности впереди. Впереди: по вспышкам, которые освещали дальнюю сторону облака, и по изменению звука было ясно, что «Глуар» вырывается вперед. Этого быть не должно.

— Мистер Маршалл, — взяв рупор, крикнул он. — Мы пройдем у него за кормой. — В тот момент, когда капитан брал рупор, впереди послышались шум и крики: опрокинулась пушка, может быть, две. — Прекратить огонь! — громко закричал он. — Приготовить орудия левого борта!

Дым рассеялся. Шлюп начал поворачивать направо с расчетом пересечь кильватерную струю неприятеля и открыть орудиям левого борта корму «Глуара», чтобы обстрелять его продольным огнем. Но «Глуар» это вовсе не устраивало. Словно повинуясь внутреннему голосу, его капитан успел переложить руль через пять секунд после того как это сделали на «Софи», и теперь, после того как дым снова рассеялся, Джек, стоявший около гамаков на левом борту, увидел его у гакаборта в полутораста ярдах от себя, невысокого, худощавого, с проседью мужчину, пристально смотревшего на него. Француз потянулся за мушкетом и, оперев локти на гакаборт, демонстративно навел его на Джека. Происходящее приобрело очень личный характер. Джек почувствовал, как у него невольно окаменели мускулы лица и груди, стремясь задержать дыхание.

— Бом-брамсели, мистер Маршалл, — произнес он. — Француз отрывается от нас.

Огонь орудий прекратился, поскольку пушки нельзя было навести на неприятеля. В установившейся тишине раздался мушкетный выстрел, прозвучавший так громко, словно выстрелили над ухом. В то же самое мгновение рулевой Христиан Прам громко закричал и повалился на штурвал: его рука от кисти до локтя была вспорота. Нос «Софи» внезапно метнулся к ветру, и, хотя Джек и Маршалл исправили положение, их преимущество было утрачено. Орудия левого борта можно было навести лишь после еще одного поворота, отстав еще больше, а отставать уже было нельзя. «Софи» и так находилась от «Глуар» в добрых двух сотнях ярдов по его правой раковине. Единственная надежда заключалась в том, чтобы увеличить ход, приблизиться к неприятелю и возобновить сражение. Джек и штурман подняли головы одновременно: все, что можно было поставить, уже стояло. Для лиселей ветер был слишком встречным.

Джек внимательно вглядывался вперед, рассчитывая увидеть какую-то заминку на палубе преследуемою судна, хотя бы незначительное изменение кильватерной струи, которое обозначало бы намерение повернуть направо. При повороте француз пересек бы курс «Софи» спереди, открыв по ней продольный огонь, и спустился бы по ветру, чтобы защитить рассеявшийся конвой. Но вглядывался он напрасно. «Глуар» продолжал идти прежним курсом. Он обогнал «Софи», даже не поставив бом-брамсели, но теперь их уже ставили, да еще и ветер стал для них благоприятнее. Из-за того, что Джеку приходилось наблюдать за неприятелем против солнца, глаза у него слезились. Порывом ветра француза накренило, и вода пенилась у него под ветром, а кильватерная струя все удлинялась и удлинялась. Седовласый капитан упрямо продолжал стрелять, а матрос, стоявший рядом, передавал ему заряженные мушкеты. Одна из пуль перерезала выбленку в двух футах от головы Джека, но теперь они находились почти за пределом дальности мушкетного огня, и в любом случае не поддающаяся определению граница между личной неприязнью и обезличенными боевыми действиями была преодолена, и поэтому это его никак не взволновало.

— Мистер Маршалл, — произнес Джек, — пожалуйста, увалитесь немного под ветер так, чтобы мы смогли отсалютовать ему. Мистер Пуллингс… Мистер Пуллингс, стреляйте, как только сможете навести.