Комментарии к «Государю» Макиавелли

И однако, ради того, чтобы не утратить свободу воли, я предположу, что, может быть, судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям. Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь, все отступают перед ее напором, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так, – разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то есть возвести заграждения и плотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?

Одно из самых оптимистических высказываний Макиавелли относительно возможности преодолеть немилость фортуны. В других случаях он мог быть более пессимистичен[588]. В этом же отрывке он утверждает: фортуна практически всесильна, однако и ее негативные проявления можно укротить, если принять заблаговременные меры. Причем сделал он это с помощью поэтической логики, к которой времена прибегал в «Государе»[589].

То же и судьба: она являет свое всесилие там, где препятствием ей не служит доблесть, и устремляет свой напор туда, где не встречает возведенных против нее заграждений. Взгляните на Италию, захлестнутую ею же вызванным бурным разливом событий, и вы увидите, что она подобна ровной местности, где нет ни плотин, ни заграждений. А ведь если бы она была защищена доблестью, как Германия, Испания и Франция, этот разлив мог бы не наступить или, по крайней мере, не причинить столь значительных разрушений. Этим, я полагаю, сказано достаточно о противостоянии судьбе вообще.

Опять же очень поэтичное сравнение. Причем довольно точно передающее один из основных тезисов автора «Государя», который Макиавелли, как ему свойственно, доказывает снова и снова, причем нередко под разными углами зрения или в разной стилистике. Стоит также обратить внимание на следующее обстоятельство. В целом по Макиавелли фортуна оставляет мало пространства для свободы действий. Virtù оперирует как фактор, помогающий справиться с ограничениями фортуны[590]. Но, и это важно, virtù в данном отрывке приравнено автором к предусмотрительности. Италия, по его словам, подобна «равнине» без всяких ограждений от стихии, а вот защищенные доблестью, т. е. virtù, Германия, Испания и Франция имеют «плотины» и «заграждения», благодаря которым негативные выходки фортуны могут либо вообще не иметь последствий, либо последние окажутся не такими сокрушающими, как могли бы.

Здесь, возможно, следует обратить внимание на мнение, что когда Макиавелли писал о фортуне и virtù, то не уделял должного внимания аналитической стороне дела. В результате у него преобладает эмоциональное начало, только замаскированное под рациональный подход[591]. Суждение, как мне кажется, в целом справедливое, хотя и откровенно пристрастное. Звучит оно как фактический призыв втиснуть исследователя в рамки придуманных уже позже понятий и требований, а если это не получается, то подвергнуть сомнению его подход. Примерно так, как если бы мы стали оценивать поэтические особенности Гомера с позиций современного поэтического цеха и поэтической критики.