Комментарии к «Государю» Макиавелли

Папа Юлий всегда шел напролом, время же и обстоятельства благоприятствовали такому образу действий, и потому он каждый раз добивался успеха. Вспомните его первое предприятие – захват Болоньи, еще при жизни мессера Джованни Бентивольи. Венецианцы были против, король Испании тоже, с Францией еще велись об этом переговоры, но папа сам выступил в поход, с обычной для него неукротимостью и напором. И никто этому не воспрепятствовал, венецианцы – от страха, Испания – надеясь воссоединить под своей властью Неаполитанское королевство, уступил и французский король, так как, видя, что папа уже в походе, и желая союза с ним против венецианцев, он решил, что не может без явного оскорбления отказать ему в помощи войсками.

Этим натиском и внезапностью папа Юлий достиг того, чего не достиг бы со всем доступным человеку благоразумием никакой другой глава Церкви; ибо, останься он в Риме, выжидая, пока все уладится и образуется, как сделал бы всякий на его месте, король Франции нашел бы тысячу отговорок, а все другие – тысячу доводов против захвата. Я не буду говорить о прочих его предприятиях, все они были того же рода, и все ему удавались; из-за краткости правления он так и не испытал неудачи, но, проживи он дольше и наступи такие времена, когда требуется осторожность, его благополучию пришел бы конец, ибо он никогда не уклонился бы с того пути, на который его увлекала натура.

Обратим внимание, что папа Юлий II в этой традиционной для Макиавелли исторической иллюстрации своих теоретических воззрений рассматривается как светский государь. Ударное место рассуждений – ссылка на «время и обстоятельства», которые вроде бы исключительно подходили к стилю римского первосвященника. Конечно, последний неоднократно демонстрировал в политике и терпение, хотя обладал ярко выраженным взрывным темпераментом. Насчет «краткости правления» флорентиец был неправ – Юлий II был на престоле почти десять лет, а Александр VI – одиннадцать. Впрочем, к данному отрывку относятся многие предыдущие замечания к историческим примерам, которыми Макиавелли обосновывал свои позиции.

Итак, в заключение скажу, что фортуна непостоянна, а человек упорствует в своем образе действий, поэтому, пока между ними согласие, человек пребывает в благополучии, когда же наступает разлад, благополучию его приходит конец. И все-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна – женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать, – таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, – подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают.

Едва ли данный отрывок понравится современным женщинам да и не только им. Следует, правда, делать скидку на историческую психологию и образность выражений нашего автора. Возможно также, что здесь нашла свое выражение своеобразная ирония, свойственная ему[594]. А вообще не следует забывать, что почти всемогущественная фортуна по флорентийцу является женщиной[595]. Пусть утешает хотя бы это.