Комментарий к роману А С Пушкина 'Евгений Онегин'

XLIV, 11 - А я так за уши драла! - Отсылка к "Горе от ума": "Я за уши его дирала, только мало" (III, 10).

XLV, 11 - И тот же шпиц, и тот же муж... - Мода на маленьких комнатных собачек восходит ко второй половине XVIII в. Особенно ценились собачки возможно более миниатюрные - шпицы и болонки. Дамы держали их в гостиных на коленях. Существовали специальные "постельные собачки", которых клали в кровать. Молчалин, желая польстить старухе Хлестовой, подчеркивает малый рост ее собачки: "Ваш шпиц, прелестный шпиц; не более наперстка" (III, 12). Крылов в басне "Две собаки" изобразил "Жужу, кудрявую болонку", которая лежит на мягкой пуховой подушке, на окне. Мода эта была в России утверждена примером Екатерины II: "...входила государыня; за нею иногда калмычек и одна или две английские собачки" (Воспоминания Н. П. Брусилова. - В кн.: Помещичья Россия.., с. 14; ср. "белую собачку английской породы" в "Капитанской дочке" - VIII, 1, 371). В начале XIX в. эта мода держалась еще в провинции и в кругах, тянущихся за уходящей модой ("постельный" шпиц упомянут в "Графе Нулине" - именно он разбудил служанку). В столицах и в высшем свете этой моды придерживались лишь старухи. П вводит упоминание шпица как признак неподвижности застывшего быта московского общества.

12 - А он, все клуба член исправный... - Член Английского клуба, привилегированного закрытого заведения, основанного в 1770 г. Доступ в клуб был затруднен, и членство являлось знаком принадлежности к коренной барской элите. Несмотря на высокую плату ("Избранные вновь в Члены платят 100 руб., а потом уже в следующие годы 50" - "Альманах на 1826 для приезжающих в Москву...", 1825, с. 48), добиться избрания было вопросом не денег, а признания в мире дворянской Москвы.

XLV-XLIX - Несмотря на очевидную ориентацию П на изображение Москвы в комедии "Горе от ума", тон седьмой главы существенно отличается от тона комедии. Формально ("по календарю") действие происходит в 1822 г., но время описания сказалось на облике изображаемого мира: это Москва после 14 декабря 1825 г., опустевшая и утратившая блестящих представителей умственной жизни. Не случайно в XLIX строфе упомянуты Вяземский и любомудры - деятели культуры, уцелевшие после декабрьского разгрома.

Показателен новый подход П к интеллектуальному уровню Татьяны: в пятой главе подчеркивалась ее наивность, приверженность к "простонародной старине"; интеллектуальной элитарности Онегина противопоставлялась нравственная чистота и народность этических принципов героини. Умственный приоритет оставался за Евгением, нравственный - за Татьяной. В седьмой главе автор сливает интеллектуальные позиции - свою и Татьяны. Общий разговор в гостиной для нее "бессвязный пошлый вздор". Чтобы "занять душу" Татьяны, необходима беседа Вяземского - одного из умнейших людей эпохи и, в данном случае, авторского двойника (см. с. 333).

XLVI, 2 - Младые грации Москвы. Выражение "грации Москвы" - понятное читателям тех лет ироническое прозвание, смысл которого раскрывается следующим образом: Елизавета Ивановна Нарышкина "была пожалована фрейлиной в 1818 г. с Марьей Аполлоновной Волковой и Александрой Ивановной Пашковой. Все три имели двойной шифр: Е.[лизавета] М.[ария][т. е. были фрейлинами и двора жены Александра I, и двора его матери. - Ю. Л.]; все они были далеко не красивы, но очень горды и не находили себе достойных женихов. Их прозвали les trois Grace de Moscou ]три Грации Москвы, франц. - Ю. Л.], а злые языки называли les trois Parques" [три Парки, франц. - Ю. Л.; Парки зловещие старухи, которые, по греческой мифологии, прядут и обрывают нить человеческой жизни] - Рассказы Бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, зап. и собр. ее внуком Д. Благово. СПб., 1885, с. 305-306. Рассказчица этих воспоминаний Е. П. Янькова, урожденная Римская-Корсакова, принадлежала к той части московского общества, с которой Пушкин в период работы над седьмой главой особенно тесно общался. Клички, которые приводит Янькова, были ему, конечно, известны. Вместе со стихом "У ночи много звезд прелестных" - VII, LII, 1, посвященным Александре Римской-Корсаковой, эти строки включались в пласт московских реалий, составлявших фон седьмой главы. Одна из названных "трех Граций", М. А. Волкова, - замечательная женщина, чей образ, возможно, повлиял на героический женский характер в "Рославлеве" (см. ее письма 1812 г. в кн.: Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников. Сост. В. В. Каллаш. М., 1912).