Комментарий к роману А С Пушкина 'Евгений Онегин'

8 - Как Богдановича стихи. - Богданович Ипполит Федорович (1743-1803) - поэт, автор стихотворной сказки "Душенька", основанной на мифе об Амуре и Психее. Пропаганда Богдановича, в котором видели основоположника русской "легкой поэзии", имела для карамзинистов принципиальный характер. "Богданович первый на русском языке играл воображением в легких стихах",писал Карамзин в 1803 г. (Карамзин, 2, 222); "Стихотворная повесть Богдановича, первый и прелестный цветок легкой Поэзии на языке нашем, ознаменованный истинным и великим талантом..." (Батюшков. Соч. Л., 1934, с. 364). В духе статьи Карамзина и восторженные оценки "Душеньки" Богдановича в лицейском стихотворении П "Городок" (1815). Однако внимательное рассмотрение стиха позволяет видеть в нем не только продолжение карамзинской традиции, но и скрытую полемику с ней: карамзинисты прославляли Богдановича как создателя нормы легкой поэтической речи, возводя его стих в образец правильности, - П ценит в нем его ошибки против языка, которые, вопреки намерениям самого Богдановича вносили в его поэзию непосредственное обаяние устной речи. Стихи Богдановича для П - документ эпохи, а не художественный образец.

13-14 - Я знаю: нежного Парни

Перо не в моде в наши дни.

Намек на слова Кюхельбекера в статье "О направлении нашей поэзии...": "Батюшков взял себе в образец двух пигмеев французской словесности - Парни и Мильвуа" (Кюхельбекер, с. 455). Отклик написан по горячим следам: том "Мнемозины", в котором была опубликована статья Кюхельбекера (1824, ч. II), вышел в свет 9 июня. П имел его в руках уже, по крайней мере, в первых числах декабря (см. XIII, 126), когда заканчивал третью главу. Парни Эварист, см. с. 129. П здесь имеет в виду элегии Парни.

XXX, I - Певец Пиров и грусти томной... - Евгений Абрамович Баратынский (1800- 1844), один из наиболее выдающихся поэтов пушкинской эпохи. В период создания третьей главы поэтическая карьера Баратынского еще только начиналась и он воспринимался как поэт-элегик, а также как автор двух поэм: шутливой "Пиры" и романтико-психологической "Эда", в которой он показал себя тонким мастером психологического анализа.

10 - Но посреди печальных скал... - Реминисценция из стихотворения Баратынского "Финляндия":

Громады вечных скал, гранитные пустыни,

Вы дали страннику убежище и кров!

(Баратынский, II, 105).

12 - Один, под финским небосклоном... - Намек на то, что Баратынский вынужден был в это время служить унтер-офицером в Нейшлотском пехотном полку в Финляндии. Находясь в Пажеском корпусе, Баратынский совершил непростительную шалость, за которую был сурово наказан: ему была запрещена всякая военная служба, кроме как в чине рядового. Жуковский и литературные друзья Баратынского стремились возбудить общественное сочувствие к опальному поэту. Такой же смысл имел и намек в EO.

XXXI - Назвав два "ложных адреса" для характеристики образцов стиля письма Татьяны к Онегину (Парни и Баратынский), П предлагает читателю третью версию: письмо Татьяны характеризуется теперь как подлинный документ, вмонтированный в роман. По авторитетному свидетельству Вяземского, подтверждение которому можно видеть в черновом прозаическом наброске текста письма, поэт вначале стремился к столь далеко идущей имитации "человеческого документа"; что предполагал "написать письмо прозою, думал даже написать его по-французски" (Вяземский П. А. Полн. собр. соч., т. II. СПб., 1879, с. 23). Но и включив письмо Татьяны в своем "пересказе", П дал его текст вне обычной строфической структуры романа, выделив тем самым его инородность на общем фоне повествования.

13 - Или разыгранный Фрейшиц... - Фрейшиц - "Фрейшютц" ("Вольный стрелок") (1820) - опера К. Вебера (1786-1826), в период создания главы была популярной новинкой.

Письмо Татьяны к Онегину

Прямое указание П на французский оригинал вызывало разноречивые суждения исследователей. В. В. Виноградов склонен был видеть в этом утверждении мистификацию П: "Ведь язык письма Татьяны, вопреки предварительным извинениям автора, - русский, непереводной. Он не предполагает стоящего за ним французского текста" (Виноградов В. Язык Пушкина. М.- Л., 1935, с. 222). Близок к такому пониманию и С. Г. Бочаров, предлагающий такое понимание: "Пушкинское письмо Татьяны - "мифический перевод" с "чудесного подлинника" - сердца Татьяны" (Бочаров С. Г. Поэтика Пушкина. Очерки. М., 1974, с. 78-79). Однако подобная постановка вопроса не отменяет того, что текст письма Татьяны представляет собой цепь реминисценций в первую очередь из текстов французской литературы. Параллели эти очевидны и много раз указывались (Сиповский В. В. Татьяна, Онегин, Ленский. - "Русская старина", 1899, май; Сержан Л. С. Элегия М. Деборд-Вальмор - один из источников письма Татьяны к Онегину. - "Изв. АН СССР. Серия лит. и яз.", 1974, т. 33, № 6). Целый ряд фразеологических клише восходит к "Новой Элоизе" Руссо: "То воля неба; я твоя" - "un йternel arrкt du ciel nous destina l'un pour l'autre" (part. I, lettre XXVI).