Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка»

В результате восстания, которому предшествовало множество тайных сходок и переговоров, в марте 1848-го целая провинция с политическим центром в портовой Венеции отделилась от Австрии, душившей ее налогами и поборами с 1797 года, чтобы провозгласить себя, как встарь, независимой Republica de San Marco. Свобода, впрочем, была недолгой. Спустя 17 месяцев, 28 августа 1849-го в измученную голодом и холерой Венецию победно вопша осаждавшая ее с мая австрийская армия под командованием маршала Радецкого. См. комм., ч. 1, гл. 7, с. 86 и ч. 3, гл. 1, с. 9.

прислуга водит его в сквер, на углу Гавличковой площади.

В оригинале: na roh Havl'ickov'yho n'amest'i к parku. В современной Праге – это угол Сеноважной (Senov'azn'e) площади и улицы Оплетала (Opletalova). Сквер же, в действительности, скорее park, как и написано у Гашека – парк Врхлицкого (Vrchlick'eho sady). Довольно обширная зона густых зеленых насаждений во всю длину улицы Оплетала с одной стороны, и главного пражского ж/д вокзала и его маневровых путей, с другой. Во времена Швейка, впрочем, еще шире. В 1972-м значительная часть парка была отдана в жертву привокзальному строению со станцией метро.

Сеноважная площадь, которая в разные годы своей истории носила название не только чешского патриота Карела Гавличека Боровского (Karel Havl'icek Borovsk'y) с 1896 по 1940, но и чешского министра и социал-демократа Фратишека Соукупа (Frantisek Soukup) – с 1947 по 1951, а затем Максима Горького (1951–1990), фигурирует она и в жизнеописании самого Ярослава Гашека. Здесь, после окончания Коммерческого института в 1903-м, он был устроен служить клерком в Банке Славил (Сеноважная, 23). Но на теплом местечке со своим бродяжьим духом не удержался и вскоре вылетел за повторный длительный прогул.

— Даже сардельки не жрет.

Та же сарделька (с. 200), здесь, уже в народной речи – burt (Ani burta nezere). От немецкого – Wurst. О дериватах см. комм., ч. 1, гл. 1, с. 26 и ч. 1, гл. 14, с. 200.

Один шпиц, который был мне до зарезу нужен для псарни у Кламовки

В оригинале: шпиц черный (Jednou ode mne jeden cernej spic). Чистопородные шпицы бывают белые, черные, оранжевые, коричневые и серебристые. Здесь важная смысловая утрата – см. далее про белые пятна.

Кламовка (Klamovka) – парк между Коширже (Kos'ire) и Смиховым (Sm'ichov). Своим названием обязан чешскому дворянскому роду Clam-Gallas (JH 2010). Родное для автора «Швейка» место. Вилла и собачий питомник, принадлежавшие редакции журнала «Мира животных», главным редактором которого Гашек был в 1910-м, находились прямо у южной границы парка Кламовка, на Пльзеньской улице (Plzensk'a). См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 206.

На груди у нее было несколько белых пятен, так я их закрасил черным, никто ее и не узнал…

Выставочный черный шпиц должен быть совершенно черным, любое светлое пятно и, уж тем более, белое – непоправимый дефект. Так же необъяснимо превращение шпица в одном абзаце из кобелька в сучку. У Гашека род постоянный – мужской. «Имел», а «не имела» белые пятна (Mel pod krkem p'ar b"uejch chlupu).

C. 228

— Красавец пинчер! Пальчики оближешь – самый чистокровный!

В оригинале: Fes'ak st'ajovej pinc. Pepr а sul, dovopravdy cistokrevnej. To есть: Красавец миттельшнауцер. Перец и соль. В самом деле чистокровный.

См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 206.

Эта готовность переводчика игнорировать уже просто в лоб пущенное указание на ошибку с собачьей породой «перец и соль», способность заменять неясный оборот какой-то неуместной чепухой из лексикона рестораторов и чревоугодников (какие пальцы, откуда, зачем их облизывать?!) в конце концов начинает казаться уже трогательной и даже милой.

А хорошее слово с шипящей fes'ak в уличной речи Блатника – еще один немецкий дериват. От fesch – шикарный, элегантный.

В ПГБ 1929, кстати, никакого изъяна:

Красавец пинчер! Перец с солью, самый настоящий.

Когда еще до войны Швейк промышлял продажей собак

До войны – в оригинале: se zivil prodejem psu do vojny – no Миколашу Затовканюку (MZ 1981) типичный пример синтаксического русизма. Правильный чешский предлог другой, да и само управляемое слово не вполне чешское; в общем, правильно не do vojny, а pred v'alkou.

См. также пример лексических русизмов (ч. 3, гл. 4, с. 240).

и в Венском пастеровском институте он чувствовал себя как дома.