Читаем Коммод полностью

После таких известий Луций Коммод окончательно впал в меланхолию. Ему, императору, отцу римского народа, неоднократному победителю парфян, сарматов, германцев и прочей варварской швали, приходилось выносить решения по волнующим общественность вопросам, знакомиться с достоинствами выдающихся скакунов, исходя из официальных отчетов городского префекта и писем захлебывающихся от счастья приятелей. В это же самое время его зять Клавдий Помпеян донимал племянника наивными вопросами: как быть, например, если засуха погубит урожай в северных приграничных провинциях? Чем тогда кормить армию?

– Ты предлагаешь мне взять в руки ведро и начать поливать злаки, чтобы накормить солдат? – поинтересовался Коммод. – Разве в твои обязанности как наместника не входит обеспечение воинов продовольствием?

– Неурожай поразил обе Паннонии, – развел руками Клавдий. – Я обязан доложить о надвигающейся угрозе, чтобы осенью никто не смел попрекнуть меня небрежением в таком важном деле, как снабжение армии продовольственными припасами. Сейчас необходимо принимать меры.

– Вот и принимай! Ты же знаешь, дядюшка, я с детства не мог терпеть умозрительных вопросов. Приди и скажи: вот там-то и там-то находится продовольствие, но по какой-то причине его не доставляют вовремя. Тогда можно будет принимать меры.

– Я сказал это к тому, чтобы ты ориентировался в обстановке. Чтобы был готов к наихудшему. Такова обуза, которую приходится тащить императору. Твой отец всегда досконально разбирался в подобных вопросах.

– Оставьте вы наконец в покое божественного Марка! – в сердцах воскликнул Коммод. – Что было, то прошло. Ради процветания государства, дядюшка, я готов всем пожертвовать. Готов вникать во все детали, а не сидеть сиднем, – в сердцах уточнил Коммод, – в этой занюханной Виндобоне.

– Но именно здесь находится лучшая часть сената, здесь все военачальники – опора и надежда Рима, здесь государственная казна. Здесь свершается то, что называется историей! – с той же страстностью воскликнул Помпеян.

– Ага! – резво закивал император. – Где же тогда происходят государственные праздники, игры, религиозные церемонии? Здесь, что ли? В этом лосином углу?.. Они свершаются в столице и проходят без меня, без главного понтифика и опекуна римского народа. Приближаются Аполлоновы игры, за ними последуют празднества в память побед Суллы. Скоро Столетние игры, необходимо заранее подготовиться к ним, а я заперт на границе, вдали от всего, что делается и решается в Риме.

– Но, Луций, – пытался убедить его Помпеян. – Завершив дело, начатое твоим отцом, мы триумфально вернемся в Рим. Это будет неслыханный подвиг, достойный божественных Юлия, Августа и Траяна. Безопасность империи будет обеспечена.

– А моя?! – воскликнул молодой человек. – Моя личная безопасность будет обеспечена победой на севере? И дождемся ли мы когда-нибудь победы? И сколько будет стоить организация новых провинций. Известно ли тебе, что в Риме уже полгода не было денежных раздач плебсу? Ты полагаешь, что населению столицы по сердцу подобная бездеятельность цезаря? Все хлебные раздачи, проведенные в последнее время, превращались в постыдный фарс. Недавно в давке возле государственных складов было задавлено более десятка человек. Известно ли тебе, что в банях начали пренебрегать строжайшим запрещением отца лицам разных полов купаться совместно? Ты полагаешь, что подобные безобразия добавляют уважения к власти? Я уже почти три месяца держу в руках бразды правления, а в Риме до сих пор не было проведено ни одного мало-мальски стоящего представления гладиаторов.

– Луций, – развел руками Помпеян, – какому разумному человеку придет в голову обвинять тебя в этих неустройствах? И что такое гладиаторские игры? Развлечения подлой черни. Твой отец…

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза