Коммод

Когда мчался верхом в сопровождении двух всадников по темным опустевшим улочкам Виндобоны, сердце от радости рвалось из груди. Выходит, понадобился императору, тот помнит о нем. Забыта холодность, с какой Коммод отнесся к его нерадению на переговорах. Это был очень трудный момент, и Переннис едва удерживал себя, чтобы, невзирая на разность в чинах, не поспорить с Лонгом и Летом за право первого голоса в беседах с варварами. Вовремя сообразил, утвердишь себя – возглавишь поход, а вот это уже совсем ни к чему. Менее всего он опасался превратностей войны, руки пока крепки, просто по зрелому размышлению пришел к выводу, что экспедиция за сокровищами Дубового урочища – бессмысленная затея. Как выражаются его звери-всадники, дохлый номер. Нет у варваров тех сокровищ, о которых пел Бебий. Не может быть! Ему, прослужившему столько лет на северной границе, это было известно лучше, чем кому бы то ни было. Янтарь? Что такое янтарь! Слезы деревьев. Его, провинциала, не проведешь! Что бы там Бебий ни говорил, кто поверит, что этот хлипкий камень так высоко ценится в Риме? Бебий первым упомянул о сокровищах, пусть он и расплачивается за авантюру. Император охладел к нему, Тигидию? Пусть лучше холодность, чем голова с плеч. К тому же после афронта, который потерпят эти двое, цезарь неминуемо вновь обратит свой взор на Перенниса. Других вояк у него не останется. Выходит, пробил его час. По-видимому, пришли нерадостные известия из Богемии и его, скорее всего, пошлют на выручку этим столичным выскочкам.

Однако уже рев труб во дворце, мелькание факелов, крики и возбужденные возгласы в пределах бастиона, где располагалась ставка; сама встреча у ворот, где начальник караула, центурион преторианцев, приказал ему спешиться и сам провел его в дом для гостей, заставили Перенниса насторожиться. Неужели началась война и кто-то посмел напасть на Виндобону с тыла? Он попытался выяснить обстановку у знакомого преторианца, однако тот не ответил.

Окруженного воинами, при свете факелов префекта доставили в гостевой дом, где в обширной зале, в котором иногда устраивались пиры для вольноотпущенников, непроспавшийся, но вполне официальный, облаченный в тогу Витразин зачитал ему приказ о передислокации Первой Ульпиевой алы Контариоров в южные области провинции Аквитания для помощи местному гарнизону в установлении мира и спокойствия и пресечении вылазок разбойничьих шаек, которые обильно расплодились в тех местах.

Пока сынок гладиатора читал приказ, шум в полевом дворце стих. Витразин в конце зевнул и, прикрыв рот ладонью, добавил:

– Поверь, префект, не могу понять, зачем такая спешка. Приказ мне передал Клеандр. Поднял с постели, заявил, что дело не терпит отлагательства. «Даже до утра?» – поинтересовался я. «Даже до утра». Так что собирайся в дорогу. Видишь, здесь указано «к третьему дню быть готовым к выступлению».

– Послушай, Витразин, я готов выполнить приказ, тем более такого великого цезаря, как Луций Коммод. Но меня беспокоит, верное ли это решение? Не явился ли этот приказ результатом происков могущественных сил, умышляющих не только против меня, но и против…

Тигидий с намеком указал пальцем в потолок. Витразин не ответил, еще раз зевнул, тогда префект продолжил:

– Я молчал как рыба, когда в претории кое-кто из старших начальников начал расспрашивать меня, с какой целью выступил Бебий Лонг и зачем Квинт Лет спешно подбирает себе отчаянных молодцов?

Витразин вновь не удержался от зевка, потом, немного смутившись, заявил:

– Ты верно поступил, префект. Если бы ты развязал язык, я думаю, тебе пришлось бы усмирять негодяев в Аиде.

Тигидий сразу отметил, как этот молокосос обратился к нему. Выходит, Витразин уже исключил его из членов коллегии Венеры Виндобонской? Это была плохая примета, однако сдаваться Переннис не собирался.

– Послушай, Витразин, – угрюмо, с затаенным, но явственно проступившим на лице страхом начал Переннис, – ты, верно, не придал значения моим словам о том, что меня расспрашивали в претории. Их интересовали не только Лет и легат Бебий. Эти люди испытывают любопытство и в отношении дальнейших планов цезаря. Более того, они спрашивали, кого чаще других приглашают во дворец, какие люди пользуются любовью цезаря, кому он доверяет, кого допускает до своей особы.

– Это естественно. Многие хотят воспользоваться любовью цезаря и не прочь побывать во дворце на дружеском триклинии.

– Да, Витразин, если при этом они испытывают сердечную симпатию к государю. А если их помыслы обращены совсем в другую сторону? Что если кому-то из самых могущественных величин в армии не по душе самостоятельность цезаря, его дальновидность в вопросах внутренней политики, в методах управления войсками? У меня сложилось впечатление, что решение договориться с варварами сломало все их планы, нацеленные вовсе не на верную и беспорочную службу молодому правителю. Знаешь, какой вопрос насторожил меня более всего? Обыскивают ли посетителей при входе в ставку?