Коммод

– Говори яснее, – предложил Витразин. – Час поздний, и мне хочется спать. Назови имена, факты, сообщи, кто свидетели.

– Об этом я готов доложить императору лично.

– Говори, у меня хорошая память.

– Витразин, мне известно, как высоко ценит твое усердие государь, однако есть сферы, куда тебе лучше не заглядывать…

Витразин пристально взглянул на явно взволнованного префекта и покачал головой:

– Конечно, такие сферы есть. Но в этом случае я ничем не смогу помочь тебе, Тигидий. Даже по старой дружбе.

Префект пристально глянул на секретаря:

– Возможно, мы сможем договориться?..

– Послушай, Тигидий, ты пришел просить меня устроить аудиенцию у императора и в то же время учишь, куда мне стоит совать нос, куда нет. Я прошу тебя всего лишь быть последовательным и толково объяснить, по какой причине ты хочешь увидеться с цезарем. Я могу предположить, что ты как раз и относишься к числу тех, кто испытывает недобрые чувства к молодому цезарю.

– Выходит, мне не на что рассчитывать? – спросил Тигидий.

– Ну, я бы так не сказал…

– А пятьдесят золотых монет смогли бы проложить путь к ушам цезаря?

– Пятьдесят, не уверен, а вот сто звенят более впечатляюще. Но, Тигидий, тебе придется взять меня в долю. Все, что будешь знать ты, должен знать и я. Ни в коем случае не Клеандр.

– Договорились. Деньги тебе передадут завтра.

Переннис сделал паузу, повел себя вольнее.

– Раз уж мы с тобой договорились, я хотел бы знать, в чем моя вина? Зачем меня отправляют в такую глушь? Скажи, Витразин, может, мне лучше было бы отправиться с Бебием и Квинтом в поход в Дубовое урочище?

Витразин почувствовал себя важным царедворцем и, хотя и сам не мог понять, по какой причине Тигидий подвергся опале, веско заметил:

– Аквитания – не глушь, а очень богатая провинция, и наместником там старый приятель моего отца, Фуфидий Руф. Он очень влиятельный человек. Полагаю, если ты достойно выполнишь задание цезаря, можешь рассчитывать на сытое место в каком-нибудь городке. Могу сказать по секрету, твое задание не такое пустяковое, как тебе кажется. На словах мне было передано, что цезарь очень желает, чтобы в пути ты особенно приглядывал за Матерном.

– Взять его в железо? – уточнил Тигидий. Он разом успокоился, стал деловит.

Витразин пожал плечами и, входя в роль, сурово предупредил:

– Не суетись. Сказано – приглядывай. Конкретные инструкции ты получишь перед выходом.

Когда Переннис и Витразин покинули зал, Клеандр, сидевший возле цезаря в маленькой каморке, куда отчетливо долетали голоса из зала, многозначительно поднял палец:

– Так рождаются заговоры, – потом с ухмылкой добавил он: – Тигидий – пес, никого не пожалеет. Никто из старших с ним не разговаривал.

Цезарь вскочил.

– Что ты мне все – Тигидий, Тигидий!.. Лярвы с ним, с этим Тигидием! Пора за Кокцеей. Прикажи Вирдумарию, пусть подберет людей.

– Ни в коем случае, господин! – вскинул руки спальник.

– Опять? – угрожая голосом, спросил Коммод и начал наступать на сидевшего на полу раба. – Что на этот раз, негодяй?

– Завтра с гонцом передашь ей сотню золотых аурелиев. Как бы в знак возмещения ущерба, который она потерпела по твоей милости. Вроде как разводные. Издашь указ, все честь по чести.

– Ты с ума сошел?! Где я возьму сто золотых? Казну стерегут три сенатора и Помпеян.

– Я в своем уме, господин. Пока Матерн поблизости, нам нельзя трогать его сестричку. Уйдет подальше – тогда пожалуйста. Ожидание наслаждения есть лучшее, чем может одарить нас наслаждение. Само блаженство – пустяк. Вспомнить не о чем, а вот предвкушение приятности – это да.

– Это да! – восхищенно повторил Коммод, затем игриво добавил: – Смотри, раб, доиграешься когда-нибудь.

Он вытащил меч, рукояткой которого колотил в дверь спальни Витразина, приставил острие к горлу Клеандра. Тот не шелохнулся, буквально оцепенел, потом, сглотнув комок, выговорил:

– Не я.

– Что «не ты»?

– Не я, а мы доиграемся.

Император задумался, убрал меч.

– В этом ты прав, паскуда. Значит, говоришь, попредвкушать?

– Ага, господин. Попредвкушайте.

Император неожиданно громко расхохотался. Заметив удивленный взгляд Клеандра, объяснил:

– Вспомнил, как будили Витразина. Как сынок гладиатора перепугался. А Саотер даже расплакался со страха. Ну дела! Сейя под кровать забилась. Вот навели шороху!

Утром в бане Коммод потребовал у секретаря передать ему полученные от префекта сто золотых. При этом добавил:

– Никаких аудиенций! Поскольку ты верно сообразил насчет Матерна, десять монет возвращаю. В следующий раз, когда начнешь торговать моим временем, бери меня в долю.

– Господин! – взволновался Витразин. – Я пытался выяснить, что затевают в претории твои недоброжелатели.

– Выяснил? – усмехнулся Коммод.

– Не успел. Полагал, что Тигидий поделится со мной…

– Поделился?

– Пока нет…

– Худо служишь, Витразин. Забираю десять золотых назад. В следующий раз будешь настойчивее. Зевать мы все не прочь, а вот верно служить – это искусство. В какой бы поздний час тебя ни подняли.

* * *