Коммод

– Ну-ну, не преувеличивай, – поджал губы цезарь, потом, не скрывая интереса, добавил: – Доставить ее во дворец после Стации. Хотя ладно, ступай, этим займется Клеандр.

* * *

Вышедший в декурионы спальников раб всегда сам одевал императора. Так было в детские годы, когда они играли в «похищение сабинянок» или в «Ганнибала у ворот Рима», и в юном возрасте, когда Коммод сменил отроческую тогу на взрослую. Во время одевания Клеандр обычно выкладывал цезарю все дворцовые новости.

Вот и на этот раз, облачая Луция в пурпур, докладывал о ссоре на кухне, где кто-то из поваров посмел возразить Клиобеле, а маленькую Сейю застукали в кладовой с негром-лектикарием.

Коммод не отвечал, задумчиво подставлял то одно плечо, то другое. Затем неожиданно поинтересовался:

– Как находишь Вирдумария?

– Выше всяких похвал.

– А наш рифмоплет?

– Проявил верность и мужество. В отличие от прошлых лет, когда он легкомысленно покушался на императорское добро, на этот раз Тертулл проявил подлинный героизм при обороне мешка с золотом. Видно, урок, преподанный ему вашим батюшкой, пошел на пользу. Это радует. Описание нашего триумфа напыщенно и глупо, но лучше о ваших объятиях с Саотером и сам Овидий не написал бы.

– Я утвердил его официальным историографом.

– И правильно сделал, господин. То-то ваша сестричка взовьется! Что-то в последнее время Витразин начал чаще обычного посещать ее, да еще по вечерам.

– Проследи.

– Обязательно, повелитель. Что касается Тертулла… Надо только запретить ему сочинять мимы. Стихи можно дозволить, пусть балуется, но только не уличные комедии. Если просит душа, пусть попробует себя в трагедиях, как незабвенный Сенека.

Император оглядел себя в широкое бронзовое зеркало. Щелкнул пальцами, и малолетний раб принес на подносе золотой венец, выполненный в форме венка из дубовых листьев. Клеандр осторожно приладил венец на начинающую лысеть возле темени голову принцепса. Тот повернул голову влево, вправо, спросил:

– Как, говоришь, назвала меня Анния Луцилла, когда я вернулся из северного похода?

– Паннонский шут.

Император никак не прокомментировал презрительный отзыв старшей сестры. Он встал, прошелся по комнате, предварявшей его личную спальню, раздвинул занавески на окнах.

В чистое, несказанной синевы италийское небо четырьмя рядами величественных колонн, позолоченной крышей храма Юпитера Капитолийского, мраморными росчерками других святилищ – Сатурна, Марса-воителя, – зубцами цитадели врезался Капитолийский холм. Четко рисовались ступени широкой мраморной лестницы, ведущей от подножия холма, от Старого форума, к южной вершине Капитолия. С вершины Палатина город рисовался шпалерами самых разнообразных колонн, портиков, акведуками водопроводов. Слева внизу сероватой гладью просматривалось русло Тибра.

Коммод засмотрелся на Старый форум. Где-то там за храмом Кастора и Поллукса накрепко вбит в италийскую почву мильный столб, от которого ведется отсчет расстояний до самых дальних пределов империи. Что и говорить, состояние, доставшееся ему от отца, было необъятно, наполнено всем, что рождала мать-Земля, – от людишек до самых удивительных природных диковинок. Если прибавить неисчислимое количество предметов, изготовленных человеческими руками, то наследство получалось бессчетное. Усадьба – весь мир, на задворках которого к северу копошились в снегах одетые в шкуры варварские племена. На юге, в Африке, за полоской освоенных территорий, начиналась пустыня, а далее бесконечный зоопарк, откуда в Рим доставляли слонов, бегемотов, носорогов, львов и прочих невиданных зверей. Там, говорят, недавно отыскали сказочное чудовище ростом выше пяти-шести человек, поставленных один на плечи другого. Чудовище было рогато и жутко на вид, шкуру имело пятнистую и мчалось с неожиданной для такой громадины скоростью. Скоро его доставят в столицу. Интересно взглянуть…

На западе граница усадьбы проходила по берегу Британии, упиралась в безмерную ширь мирового Океана.

На востоке, правда, можно было столкнуться со строптивыми соседями, например, с Парфией. За ней лежала Индия, где было множество враждующих между собой княжеств, наконец Китай, где его отца называли Ан-дун. Интересно, скоро ли весть о молодом цезаре дойдет до китайцев и как они назовут его? Впрочем, это пустяки. Они живут далеко – за пустынями, за горами, так что о них можно забыть. Разве что пользоваться шелком, доставляемым из этой дали, и не брать их в расчет.

Другое дело – людишки, проживающие здесь, под самым боком. Не те, что ночами просиживают в тавернах, а заработав или выманив асс-другой, бегут в лупанарий, а более спесивые, выстроившие себе роскошные особняки, считающие допустимым хулить и посмеиваться над хозяином.

Ладно бы только посмеивались…

Он повернулся к Клеандру:

– Сколько верных людей мы имеем в сенате?

– Треть из пятисот сенаторов.

– Маловато. Ничего, скоро мы уравняем счет.

Император в последний раз бросил взгляд на Вечный город, зевнул.

– Знаешь, раб, я ведь скоро женюсь.

Клеандр не смог скрыть удивления.

– Кто же ваша избранница?