Коммунальная страна: становление советского жилищно-коммунального хозяйства (1917–1941)

Значительное расширение замощения настоятельно требовалось в связи с запланированным на конец второй пятилетки ростом автопарка до 1 млн машин. В городах первой категории и крупных промышленных центрах намечалось замостить 100 % улиц и проездов. Тем самым к концу второй пятилетки площадь замощения во всех городах СССР должна была увеличиться до 240 млн кв. м[497].

При этом до середины 1930-х годов в Москве и других городах можно было видеть на одной и той же улице различные участки, частично замощенные булыжником, асфальтом и брусчаткой («неоправданная пестрота», как сказал И.В. Сталин в беседе с московскими дорожниками в 1934 г.). Темпы и объемы городского дорожного строительства за четверть века в ряде городов представлены в табл. 5.2[498].

Таблица 5.2

Динамика городского дорожного строительства в 11 городах СССР

Как мы видим, при общем росте, картина была довольно пестрой. Динамику же дорожного строительства в РСФСР в годы двух первых пятилеток отражают данные табл. 5.3[499].

Таблица 5.3

Динамика городского дорожного строительства РСФСР в 1929–1937 гг.

В РСФСР общая протяженность замощенных улиц за период 1921–1936 гг. увеличилась на 220 %. В отдельных городах (Ленинграде, Киеве, Харькове, Одессе и Тбилиси) рост зафиксирован более чем в 2,5 раза; в Днепропетровске, Баку, Свердловске – более чем в 3 раза; Челябинске – более чем в 4 раза; Горьком – более чем в 5 раз; Сталинграде и Ростове – более чем в 7 раз по сравнению с дореволюционным периодом[500]. В последующие годы темпы замощения продолжали расти. Например, в Свердловске в 1928 г. было замощено 468,4 тыс. кв. м улиц, а к началу 1939 г. площадь замощения выросла до 1022 тыс. кв. м, правда, при этом было охвачено всего 35,2 % проездов и площадей. Кроме того, в городе имелось 348,8 тыс. кв. м тротуаров, из них 158,8 тыс. кв. м – асфальтовых[501].

Всего в РСФСР, по сведениям Главного управления благоустройства городов, на апрель 1940 г. протяженность улиц, проездов и набережных составила 33 357 км (из них 9790 км – мощеных), а мостов – 7401 км[502]. Во многом рост дорожной сети, в том числе с покрытием, диктовался увеличением численности транспортных средств, объемов грузовых и пассажирских перевозок. Но главным стимулом дорожного строительства выступала подготовка страны к военным действиям.

§ 2. Озеленение как социальная и политическая задача

Драться за каждый зеленый листочек, за каждую веточку.

Л. Каганович

До революции в Москве многие зеленые насаждения принадлежали домовладельцам, купцам и прочим гражданам и потому были недоступны для общественного пользования. На 1 января 1916 г. в общественном пользовании находились всего три парка (Сокольническая роща, Воробьевы горы и Мамоновская дача) общей площадью 577,8 га, 36 садов и скверов (41 га) и 26 бульваров (41 га) – всего 659,8 га. Ежегодно высаживалось не более 5–6 тыс. деревьев и 20 тыс. кустарников. Но в ведении городской управы в 1913 г. находилось всего 6 тыс. деревьев. За 1906–1916 гг. в Москве было устроено всего 26 скверов и бульваров (9,3 га), причем только в центральной части города; на рабочих окраинах преобладали свалки[503].

Революция обобществила зеленые насаждения. Однако в результате топливного кризиса в годы Гражданской войны многие деревья были вырублены. Так, в Саратове площадь лесных посадок к 1921–1922 гг. сократилась до 315 га. Меры по восстановлению зеленых насаждений были предприняты только в 1927–1928 гг.[504] Даже в столице площадь зеленых насаждений к 1931 г. увеличилась всего на 102 га. И это при том, что в годы нэпа вопрос о санитарно-оздоровительной роли городской зелени ставился как «вопрос о жизни для молодых и старых». К примеру, соотнесение данных о зеленых насаждениях по переписи 1926 г. и о смертности за 1927 г., по материалам Управления статистики Госплана РСФСР, свидетельствовало, что в городах с зеленой площадью свыше 10 кв. м на человека смертность резко падала[505] (табл. 5.4). Необходимый минимум зеленой площади для городов в то время составлял не менее 20 кв. м на человека[506].

В начале 1930-х годов вопрос об озеленении был переведен в политическую плоскость. Мотивировали это тем, что ударник «нуждается в здоровом воздухе, проветривании своих легких на свежем воздухе, в заслуженном отдыхе среди зелени и цветов». Утверждалось, что «социализм – это не “каменный век” и не каменный город». Признание, что современное общество не может жить без камня, железа и бетона, дополнялось уверенностью, что зелень и цветы помогут преодолеть отрицательные стороны железобетонного строительства[507].