Коммунальные конфорки

Характер у Гидры был под стать имечку. Со временем она из норовистой телушки выросла в упрямую и вредную корову. Естественно, хозяева неоднократно пытались сводить ее с быком, потому что, как известно, до первых родов корова молока не дает, а держать яловую на хуторе было не с руки.

Кого только не приводили Гидре! Даже известный на весь район лучший бык-производитель Динамит потерпел фиаско. Поигрывая мышцами, а также другими необходимыми атрибутами оплодотворения, он несколько раз подкрадывался к Гидре с гладкого тыла. Но Гидра блюла свою честь лучше послушниц женского монастыря. Динамит, больно получив рогами в бок, сник и отправился восвояси не солоно хлебавши. Причем не менее брутальный хозяин честно пытался выступить в роли играющего тренера, грубо и неделикатно делясь жизненным опытом по части покрытия особей женского пола. Пустая трата времени и энергии! Оба ушли со двора пристыженные, размышляя о превратностях судьбы. А тем же вечером владелец Динамита впервые получил от ворот поворот от кладовщицы местного сельпо, что, похоже, означало конец осеменительной карьеры для обоих чемпионов.

Хозяева хутора уже готовы были везти строптивую корову на продажу, но однажды Гидра углядела на ромашковом лугу мирно пасущегося быка Федю. Если бы Карельский перешеек был немного ближе к Африканскому континенту, можно было бы предположить, что его укусила муха цеце. Растолкать Федю не мог никто, даже самая брехливая собака пастуха, которой однажды удалось поднять из берлоги медведя.

Меланхоличный Федя разбудил в Гидре материнские чувства. Она смотрела на него печальным коровьим взглядом и призывно мычала. Федя то ли не понимал, то ли ему было лень, знай себе продолжал сонно жевать траву. Гидра уже и терлась об него боком, и игриво дула в ухо – все было бесполезно.

Когда стало ясно, что естественным путем расшевелить Федю не удастся, пригласили специалиста по искусственному осеменению.

Поскольку владельцы коровы не сомневались, что семя любого другого быка не приживется в теле строптивой Гидры, то для столь деликатного процесса решили использовать Федю. Ну, взяли быка не за рога, а за кое-что другое и с большим трудом таки получили дозу драгоценного семени. Гидра через дырку в коровнике внимательно следила за манипуляциями и ревниво мычала.

Впрочем, как только осеменитель зашел в стойло, Гидра охотно приняла позу ожидания и терпеливо снесла унизительный процесс искусственного оплодотворения. Как говорится, плохонький мужичок лучше, чем никакой. В положенный срок Гидра легко отелилась. Но Федя теленка не признал, смотрел равнодушно, словно бы и не замечал. Гидра повздыхала-повздыхала и приняла нелегкую судьбу матери-одиночки. Присмирела, до самозабвения полюбила телочку, которую без всяких биохимических изысков назвали Стрекозой, за игривый и легкий характер. Гидра аж заливалась молоком, так что хватало не только на Стрекозу, но и на жителей двух соседних садовых участков. Парное молоко было жирное, вкусное, сладковатое, а главное – мгновенно скисало после грозы, что по народным приметам считалось единственным достоверным признаком по-настоящему свежего молока.

* * *

Детям же ни от грозы, ни от солнца ничего не делалось. Нас было не загнать домой, и мы целые дни проводили на поляне за последней линией участков. Не думаю, что это было лучшее место, потому что играли мы прямо под линией высоковольтной передачи, но как-то это особенно никого не волновало. Просто удивительно, что нас не гоняли взрослые. Может, им просто не приходило в голову, что мы сможем забираться на вышки? А мы это обожали и висели на них, как виноградные гроздья. Старшие ребята научили нас садистским частушкам, которые мы мгновенно запомнили и потом хвастались сомнительными знаниями дома.

Недолго мучилась старушка

В высоковольтных проводах.
Ее обугленную тушку
Нашли тимуровцы в кустах…

Бабушка приходила в ужас от моих декламаций, а я приносил все новые и новые перлы, типа «Девочка в поле гранату нашла…» или «Лежит папа на диване, весь от крови розовый…»

Дедушка хохотал и успокаивал бабушку.

А мы гуляли от восхода до заката, убегали в лес за черникой и земляникой, пробовали на язык ложные белые и пили чуть ли не из болотных луж. И, представьте, ничего нам не делалось! Мы только крепли и здоровели.

В это лето я впервые влюбился. Я толком еще не понимал, что такое со мной происходит. Но когда я видел обсыпанное веснушками лицо соседской девочки, то у меня пересыхало в рту и язык прилипал к небу. Я начинал делать какие-то совершенно неожиданные вещи: то громко смеялся и старательно отворачивался от нее, то делал вид, что занят какими-то деревяшками, то украдкой косился на ее загорелые, покрытые цыпками ноги. Вечером, в постели, я думал о ней, потом зарывался в подушку, и мне становилось стыдно от глупых детских мыслей и недетских непонятных желаний.

Я часто представлял, как спасаю ее, когда она тонет в болоте или падает с дерева.