Читаем Коммунальные конфорки полностью

Я тебя, дуру, лопатоюЛасково бил по спине,Ты крикнула: «Черт полосатый!»
И улыбнулася мне.

Мужик отпустил черенок, жестом уступая женщине право на покупку. Та же, в свою очередь, смущенно поправляя мохеровый берет, пыталась всунуть лопату обратно в мозолистую руку покупателя. Так они и вышли рука об руку, для равновесия прихватив и грабли.

* * *

Как только сошел снег, мы поехали на разведку в «Яблочное». Настроение у всех было самое весеннее, вагон был набит не только дачниками, но и молодежью, выбравшейся на природу на входные. Кто-то вяло переругивался из-за места, бренчала гитара. Солнце било в замызганные окна электрички, мелькали названия станций, сменялись пассажиры, а за окном проносились леса Карельского перешейка с заплатами потерявшего зимнюю белизну снега и прорехами проталин, на которых поднимали головы первые подснежники и желтела мать-и-мачеха.

«Яблочное» ничем не отличалось от других садоводческих хозяйств.

Если посмотреть на любое садоводство с высоты птичьего полета, то земля в нем разбита на клетки размером в шесть соток. Перелетные птицы узнают родные края по направленным в небо задам огородников, трудящихся над грядками.

Сверху ландшафт напоминает гигантскую шахматную доску, да и страсти между фигурами, копошащимися на своих участках, разгорались в те времена нешуточные: ударники садоводческого труда, вспоминая бурную комсомольскую юность, боролись за урожай и поднимали целину. Чуть ли не вручную просеивали они мерзлую майскую землю. Бедные перегноем почвы Карельского перешейка, увы, не слишком плодородны, и чтобы вырастить достойный урожай, надо было их серьезно удобрять.

Если дедушка и бабушка смутно помнили основы земледелия и садоводства из своего детского и подросткового опыта проживания в местечке, то папа с мамой соприкасались с землей, только когда их отправляли на сельскохозяйственные работы в институте.

Конечно, они и покопали картошку, и заполнили не один грузовик тугими капустными кочанами, но как-то так сложилось, что больше всего они преуспели в сборе моркови. Бригадир Саша Иванов раздавал студенткам картонки с дыркой, куда следовало просовывать каждую морковку. Если проходила, то считалась маленькой и отбраковывалась в нестандарт, а вот корнеплод, не пролезавший в дырку, именовался стандартом. Стандарт и нестандарт рассортировывали по разным ящикам.

Определение стандарта, естественно, вызывало исключительно фрейдистские ассоциации у озабоченной молодежи. Через несколько дней студенты мужского пола презрительно стали называть некоторых сокурсников «нестандарт». Понятно было, о чем речь. Опозоренные студенты краснели и опускали глаза под презрительными взглядами особо продвинутого женского состава комсомольско-молодежных бригад. Это было клеймо на все годы обучения в институте, шансов у таких студентов на личную жизнь в альма-матер не было, и они искали подруг на стороне – в пединституте или на филологическом факультете университета, где из-за хронического недостатка тестостерона на курсе котировался даже самый безнадежный нестандарт.

* * *

Но на собственном участке сортировать было нечего, и скромный земледельческий опыт моих родителей не пригодился. Единственное, что папа сделал, – это вручную вспахал грядки, получив в награду жесточайший приступ радикулита.

Поднять-то целину он поднял, но теперь землю надо было удобрять. Навоз в магазине не купишь. Особо рьяные садоводы договаривались на скотоводческих фермах. Но навоз не семена, в кармане не увезешь. Да и в общественный транспорт с ведром коровьего дерьма не полезешь. В конце концов, никакой урожай не стоит пожизненного позора.

Зажиточные дачники – владельцы «запорожцев», пытались даже заполнять навозом багажник. Так что потянулись по пригородным трассам вереницы благоухающих «мыльниц» или «букашек», как назвали «запорожцы» в зависимости от модели. Других машин в садоводствах почти не водилось. «Победы» и «Волги», за редким исключением, принадлежали представителям иной социальной прослойки, и, вымытые до блеска, они направлялись на совершенно другие дачи, где обитала зажиточная элита.

Садоводство «Яблочное» и прилегающие к нему имели весьма выгодное, с точки зрения добычи удобрений, расположение. Три раза в неделю хозяин дальнего хутора привозил на продажу молоко и яйца. Приезжал он на телеге, запряженной старой кобылой, а за телегой шла корова. Непонятно, зачем хозяин таскал ее с собой, но именно она вызвала нездоровый ажиотаж у той части поселка, которая особо преуспела в борьбе за урожай.

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, которые всегда со мной

Мой папа-сапожник и дон Корлеоне
Мой папа-сапожник и дон Корлеоне

Сколько голов, столько же вселенных в этих головах – что правда, то правда. У главного героя этой книги – сапожника Хачика – свой особенный мир, и строится он из удивительных кирпичиков – любви к жене Люсе, троим беспокойным детям, пожилым родителям, паре итальянских босоножек и… к дону Корлеоне – персонажу культового романа Марио Пьюзо «Крестный отец». Знакомство с литературным героем безвозвратно меняет судьбу сапожника. Дон Корлеоне становится учителем и проводником Хачика и приводит его к богатству и процветанию. Одного не может учесть провидение в образе грозного итальянского мафиози – на глазах меняются исторические декорации, рушится СССР, а вместе с ним и привычные человеческие отношения. Есть еще одна «проблема» – Хачик ненавидит насилие, он самый мирный человек на земле. А дон Корлеоне ведет Хачика не только к большим деньгам, но и учит, что деньги – это ответственность, а ответственность – это люди, которые поверили в тебя и встали под твои знамена. И потому льется кровь, льется… В поисках мира и покоя семейство сапожника кочует из города в город, из страны в страну и каждый раз начинает жизнь заново…

Ануш Рубеновна Варданян

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза