Коммунальные конфорки

Вся красная, со вспотевшей спиной, она снова и снова пыталась произнести злополучную фамилию, но выдавала только: «Бля… бля… бля…» Класс лежал на партах от хохота. Алик Бляхман и так не был сильно любим за свою подростковую неуклюжесть и неумение постоять за себя, а в тот день благодаря несчастной практикантке к нему еще и намертво приклеилась неуважительная кликуха. Это, однако, не помешало ему позже дорасти до профессорского звания в университете Южной Каролины, но до конца школы он терпел насмешки и безропотно откликался на «Аля-бля».

Но и это было не все. Жестокий класс ждал, когда, итак расстроенная провальным первым уроком, Эльвира дойдет в списке до буквы Х.

Когда она увидела фамилию Худяков, ей захотелось сразу выбежать из класса. Но только она открыла рот, как рослый Игорь Худяков, гроза учителей и директора, потенциальный клиент детской комнаты милиции, бузотер и драчун, поднялся с галерки и мрачно оглядел класс. Веселье сразу прекратилось. Под взглядом Худякова смешками подавились даже самые смелые шутники.

– Просто Игорь, – тихо сказал он.

– Хорошо, Игорь, садитесь. Спасибо! – без запинки произнесла Эльвира.

Худяков еще раз обвел глазами класс и сел на свое место.

Эльвира закончила перекличку и перешла к теме урока.

Кое-как, с помощью Игоря Худякова, и ни разу не вызвав к доске Алика Бляхмана, Эльвира практику закончила и сразу перевелась на другое отделение. По окончании устроилась в институтскую библиотеку, а когда освободилось место, перешла в районную. Общение с читателями сводилось к минимуму, так что легкое заикание вовсе даже не мешало. Проявлялось оно по-прежнему только в минуты сильного волнения, как случилось однажды на даче, когда теплым июльским вечером Эля сидела на веранде дачного домика, пила чай из изящной фарфоровой чашки и читала сама себе вслух «Суходол» Бунина:

Мухи сонно и недовольно гудели по потолку жаркой, темной избы. Каждую ночь что-нибудь будило их. То корова чесалась боком о стену избы; то крыса пробегала по отрывисто звенящим клавишам фортепиано и, сорвавшись, с треском падала в черепки, заботливо складываемые тетей в угол; то старый черный кот с зелеными глазами поздно возвращался откуда-то домой и лениво просился в избу; или же прилетал вот этот филин, криками своими пророчивший беду…

За окном в сумерках чернели и качались деревья, Эльвире и так было жутковато, а тут на крыльце послышалось какое-то царапанье, возня, потом все стихло, опять что-то зашебуршало, то ли пискнуло, то ли скрипнуло и наконец затихло.

«Крыса!» – с ужасом подумала Эльвира и подобрала ноги на диван.

Подождав немного, она осмелела и слегка приоткрыла дверь.

На крыльце что-то заворочалось и запищало. Эля включила фонарик. В углу запутался в брошенной сетке маленький ежик. Нервы Эли не выдержали, и она с воплем бросилась на соседний участок.

Богатый соседний дом принадлежал полковнику в отставке Рощину. Сам полковник был пока нечастым гостем, на его участке трудились солдаты-первогодки. Но сегодня он сидел на веранде в майке и трениках и смотрел футбол, негодующе хлопая себя по ляжкам при очередном промахе своего любимого киевского «Динамо».

Эльвира вихрем влетела в дом к полковнику, даже не постучавшись. От неожиданности тот тоже не поздоровался и не встал в присутствии дамы, как полагается мужчине и офицеру.

– У меня там ё… ё… – вдруг начала заикаться Эльвира.

Полковник несколько смутился. С этой же буквы начиналась тирада, которую он выдал сегодня утром, распекая нерадивых солдатиков за раскуроченное хозяйство. Но эта фраза никак не предназначалась для ушей интеллигентной соседки.

– Ж… ж… – краснея, лепетала несчастная Эльвира, с ужасом наблюдая, как у полковника краснеет и потеет лысина.

Да, он хорошо помнил, куда он послал вестового и какими эпитетами снабдил ту самую ж…, но совершенно не знал, как себя вести и что говорить соседке, которая, видимо, это услышала и от негодования уже, кажется, находилась на грани обморока. К счастью, из дома, привлеченный возбужденными голосами, выглянул сын полковника, Рощин-младший – потомственный военный, капитан третьего ранга Северного флота.

Объяснились, вызволили несчастного ежа, потом попили чаю. Назавтра капитан укрепил соседке гамак, поправил забор, смазал замки и задвижки, а еще через неделю уехал на службу в Мурманск. После месяца звонков, телеграмм и писем он вернулся, чтобы просить руки и сердца Эльвиры. Получив согласие и благословение полковника Рощина и родителей Эли, молодые расписались и засобирались в Мурманск.

* * *

Вот такую историю рассказали нам за чаем хозяева садового участка.