Коммунистические государства на распутье

Таким образом, если китайско-советское сближение когда-нибудь и произойдет, то инициатива должна исходить от китайцев. Для этого Пекину пришлось бы смирить свою гордыню и запять подчиненное положение по отношению к Москве,— а это маловероятно. Китайцы уже не раз демонстрировали, что их может удовлетворить не меньше, чем признание Китая одной из великих мировых держав. А теперь, когда они приобрели ядерную бомбу, их отказ от своих требований кажется еще менее вероятным. Кроме того, Мао Цзэ-дун определенно считает себя величайшим из ныне здравствующих коммунистических теоретиков и революционеров и никому первого места не уступит. Если уж он отказался склониться перед Хрущевым, участвовавшим в коммунистическом Движении дольше, чем китайский лидер, то наверняка не будет подчиняться приказаниям какого-либо русского лидера, Которого он считает младше себя. Не следует исключать возможность коренного изменения позиции Китая после ухода со сцены Мао Цзэ-дуна, но это все же кажется сомнительным[292]. На данном этапе все потенциальные наследники Мао, по-видимому, разделяют его взгляды и лично вовлечены в тот или другой аспект китайско-советского конфликта. Более того, чем дольше длится конфликт, тем труднее его будет устранить. С каждым новым раундом полемики между Москвой и Пекином, сопровождающимся дальнейшим закреплением их теоретических позиций, дальнейшим взаимным обменом обвинениями в предательстве дела коммунизма, дальнейшей обработкой народных масс в духе вражды к идеологическому противнику, — с каждым новым шагом спор разгорается все сильнее. В конце концов он может выйти из-под контроля политических руководителей обеих спорящих сторон.

Факторы, порождающие китайско-советский конфликт, все же отнюдь не сводятся к догматизму, присущему коммунистической доктрине. Скорее, идеологический конфликт между двумя партиями является следствием борьбы за власть между двумя государствами, а не наоборот. Суть разногласий кроется в различных национальных интересах. Каждая из сторон обвиняет другую в том, что ею движет национализм-«Анализируя истоки нынешних позиций китайского руководства,— утверждают русские,—нельзя не видеть их также в о все более усиливающихся откровенно националистических, великодержавных устремлениях»[293]. «Руководители КПСС,— заявляют китайцы, — самым бессовестным образом проводят политику великодержавного шовинизма»[294].

Некоторые серьезные вопросы в конфликте являются по существу наследием многовекового соперничества между двумя нациями. Территориальные претензии и контрпретензии выдвигаются во имя давнего империализма. С одной стороны, право собственности Пекина на советские территории обосновывается тем, что когда-то они составляли часть древней «Срединной империи» или платили ей дань. С другой стороны, право Москвы на сохранение этих территорий выводится из факта завоевания их царской империей в XIX веке. Очень большую роль в конфликте играют также и расовые предрассудки. Китайцы видят в русских ненавистных европейцев, которые, пользуясь временной слабостью Китая, унижали и эксплуатировали китайский народ. Они утверждают, что теперь «ветер с Востока довлеет над ветром с Запада»[295]. Русские в свою очередь смотрят на китайцев сверху вниз, как на отсталых азиатов, которые утверждают, что приближаются к «золотому веку», но в то же время ходят «в лаптях» и хлебают «пустые щи из общей миски»[296].

Стремительное перерастание китайско-советского спора из того, что первоначально казалось незначительными теоретическими разногласиями между коммунистическими партиями, в открытый конфликт между великими нациями отнюдь не увеличивает шансы на его прекращение. Напротив, в перспективе, по-видимому, предстоит длительная и суровая борьба. Это создает беспрецедентную ситуацию на Дальнем Востоке. Впервые с тех пор, как Россия в конце XIX века активно включилась в политическую деятельность в этом районе, она оказалась лицом к лицу с враждебным и единым, хотя внутренне еще слабым Китаем. Такая коренная политическая перемена в самом сердце Азии должна вызнать далеко идущие последствия в остальных частях этого континента и, в сущности, во всем мире.