Коммунистические государства на распутье

В конце 1963 и в начале 1964 года каждая из сторон стала рядиться в тогу глашатая народных масс другой страны: китайцы претендовали на право критиковать советское правительство от имени советского народа, а русские претендовали на право критиковать китайское правительство от имени Китайского народа. Как Москва, так и Пекин все больше прибегали к открытым угрозам. 21 сентября 1963 года русские предупредили китайцев, что «если они намерены и впредь осуществлять враждебные действия… на этом пути они встретят самый решительный отпор со стороны КПСС, всего советского народа»[284]. В своем ответном заявлении от 3 февраля 1964 года китайцы высмеяли советскую угрозу. «Неужели вы Действительно думаете, — опрашивали они русских, — что Другие народы обязаны послушно повиноваться вашим приказам и трепетать от вашего окрика? Откровенно говоря, начиная с 21 сентября мы все время с нетерпением ждем, каким же будет „самый решительный отпор“»[285]. Немного погодя Китайцы устами генерального секретаря коммунистической Партии Новой Зеландии В. Г. Уилкокса предсказали, что советские руководители будут выброшены на «мусорную свалку истории»[286].

Отстранение Хрущева в октябре 1964 года несколько смягчило конфликт. Как русские, так и китайцы, казалось, стремились использовать подходящую возможность для того, чтобы предотвратить окончательный и бесповоротный разрыв. Китайцы направили приветствия новым советским руководителям, а русские воздержались от протестов по поводу китайских ядерных испытаний в атмосфере. Злобная полемика между ними временно прекратилась. В результате визита Чжоу Энь-лая в Москву для участия в праздновании годовщины большевистской революции была восстановлена видимость единства. Однако переговоры Чжоу Энь-лая с советскими руководителями прошли, очевидно, неудачно. Сдержанный тон коммюнике, выпущенного в конце его пребывания в Москве, явно указывал на то, что источники разногласий ликвидированы не были. А в различных заявлениях, опубликованных после завершения переговоров, обе стороны вновь подтвердили свои по существу непримиримые идеологические позиции.

Является ли китайско-советская распря необратимой или же присущая руководителям обеих стран приверженность к марксизму-ленинизму в конце концов возьмет верх и приведет к возрождению их союза?

В данный момент перспектива прекращения конфликта и возврата отношений между Советским Союзом и Китаем к прежнему положению представляется маловероятной. Приверженность обеих сторон к коммунистической идеологии скорее разжигает, нежели гасит конфликт[287]. Это обстоятельство по существу исключает возможность рационального компромисса— раздела коммунистического мира на две сферы влияния при сохранении тесных и всеобъемлющих связей между Москвой и Пекином. Универсализм марксистско-ленинской доктрины, претендующей на то, что только она дает единственно правильное толкование природы исторических процессов, исключает возможность существования двух коммунистических центров. Как указывалось в журнале «Проблемы мира и социализма» в начале 1964 года, «марксизм-ленинизм — это всеобщее, единое и цельное учение и не может быть двух или нескольких видов марксизма ни в между народном, ни в национальном масштабе»[288]. Или, другими словами, как это утверждалось в том же журнале: «не может быть двух международных коммунистических движений... как не может быть двух истин»[289].

До тех пор пока и Советский Союз и Китай продолжают сохранять верность коммунистической идеологии, единственная реально возможная форма дружественных отношений между ними — это иерархические отношения. Либо Москва, либо Пекин — только одна из этих столиц должна быть центром международного коммунистического движения, другая должна оставаться младшим партнером. Невозможно себе представить, чтобы в ближайшем будущем русские согласились занять подчиненное положение по отношению к китайцам. Это было бы несовместимым как с положением СССР на международной арене в качестве одной из двух сверхдержав, так и с особой ролью КПСС — партии, впервые в истории международного коммунистического движения успешно осуществившей революцию. В этом смысле падение Хрущева мало что меняет[290], поскольку сомнительно, чтобы его преемники смогли существенным образом изменить свою позицию по отношению к Китаю. Если бы они продолжали идти курсом Хрущева, пропасть, отделяющая их от маоистов, оставалась бы непреодолимой. Если же они повернули бы назад к сталинизму, все источники разногласий все равно не были бы устранены. Несмотря на воинственный характер сталинизма, делающий его похожим на маоизм, обе эти разновидности марксистских идеологий непримиримы по крайней мере в одном принципиальном вопросе. Сталинизм, как подчеркивает Филип Мосли, «требует настолько, насколько это возможно, абсолютного подчинения зарубежных коммунистических партий Москве, и для сталиниста немыслимо отказаться от главенства России»[291].