Коммунисты

— Мы разбиты… Мы проиграли битву…

— Помилуйте, не могло же это произойти так быстро!

Странный разговор. Англичанин пытается утешить француза, убедить его примерами из прошлой войны. Да бросьте! Если даже враг прорвался в Седане, если его моторизованные части катят к Парижу… все-таки они еще не в Париже… Наступление, как и дыхание, имеет свой ритм: к концу четвертого или пятого дня они остановятся, чтобы передохнуть. Это время и нужно использовать. Таков опыт Фоша.

Странный разговор, в котором то и дело, как припев, звучит голос главы французского правительства: «Мы разбиты, мы проиграли битву»…

Накануне вечером Рейно получил ответ Черчилля на свое послание, отправленное после полудня. Уклончивый ответ. Англичане желают сначала подробнее узнать о положении дел. Самолетов они не обещают. Этой ночью после потерь на Маасе у англичан осталось во Франции только 206 самолетов из 474, посланных 10 мая. Правительство его величества опасается, что отправка новых эскадрилий на континент оголит оборону Британских островов. А ведь теперь Голландия капитулировала, и Гитлер может использовать устье Шельды, чтобы превратить Ламанш в новый Маас…

Уинстон Черчилль не слишком хорошо осведомлен о пробивной мощи танков и не представляет себе, сколько нового они вносят в стратегию современной войны. Он много лет не входил в состав правительства. Не его осведомляла Интеллидженс сервис о событиях в Эфиопии, в Испании и в Польше.

Хорошо, он обещает прибыть в Париж и лично побеседовать с Рейно. Нет, только не сегодня… срочные дела, видите ли. Он прибудет завтра. А пока рекомендует своему собеседнику успокоиться.

Даже учитывая нервозность французского премьера, Черчилль решает, что нет дыма без огня. Соедините-ка меня с Францией. Дайте кого-нибудь посерьезней, например Жоржа в Ла-Ферте.

Таким образом, телефонные провода попеременно передают с одного берега Ламанша на другой сигналы тревоги. Генерал Жорж утром 14 мая сообщил Гамелену: седанский прорыв ликвидирован. Утром 15 мая он отвечает Уинстону Черчиллю: — Седанский прорыв ликвидируется. — Вот это хладнокровный человек. Недаром британскому премьер-министру показалось, что господин Поль Рейно слегка потерял голову. Для большей уверенности Черчилль пытается соединиться с Гамеленом. Надо информироваться из разных источников. Но главнокомандующий только что покинул Венсен.

* * *

Генерал Вотье всю ночь наблюдал ужасающий хаос, в котором смешались армии и беженцы. Он ехал в своей машине вместе с полковником, командиром пехотной части его дивизии, и лейтенантом Пьером Дебре, который так и остался при нем; к восьми часам утра им удалось проехать всего километров двенадцать. Когда его машины добрались, наконец, до Мон-Иде, майора Мюллера уже давно и след простыл, — он укатил в Ирсон со своей канцелярией, бросив на произвол судьбы роту, которая стояла в Синьи-ле-Пти, ибо прошел слух, что из Бельгии идут немецкие танки; не подумал он и о роте, находящейся в Овилье-ле-Форж, потому что говорили, будто немецкие танки рыщут и на юге, возле Лиара… Штаб дивизии едет дальше в Овилье, где капитан Бальпетре уступает генералу Вотье свой белостенный домик. Рота уходит в самом спешном порядке, руководясь указаниями новоприбывшего штаба, потому что телефонной связи с Вервеном уже нет. Раз в Мон-Иде никого нет, генерал приказывает роте идти на Розуа через Рюминьи и Брюнамель. Что сталось с несчастным Гайяром? Лурмель пожимает плечами. Он считает, что Бальпетре зря жалеет лейтенанта: ну что могло с ним статься? Смылся, и все. Вот он, коммунист!

Вам бы, Дебре, лучше немного отдохнуть. Скажите, кстати, Дебре, текстильные фабриканты в Лилле не родня вам?.. Да, фабрика Дебре–Лертилуа в Буа-Блан… А, так я уже лет двадцать знаю вашего дядю Орельена. — Да неужели, господин полковник?

Среди дня как-то даже не хочется спать. Но сегодня еще можно улечься в прекрасную постель. Сейчас мой денщик сменит простыни. Хлопот никаких, стоит только нагнуться, — не знаю, кто это вывернул на пол все белье из шкафа.

* * *

Какое чудесное утро! Весна в разгаре. Ясное небо к полудню станет еще синей, еще ярче. Зуавы идут по шоссе. Чорт! Опять самолеты. Можно даже не давать команды. Все и сами бросились в канаву. Оглушительный рев проносится над головами. Крике, прижавшись к мулу, окликает Жан-Блэза: — Сержант! — Что? — Пожалуй, они не для нас свои номера показывают.

Жан-Блэз подымает голову. И правда, не для нас. Все это представление разыгрывается в безоблачной синеве ради деревушки, той самой деревушки, куда они направляются. К счастью, колонна туда еще не дошла… Так и сыплют. То-то, должно быть, достается деревушке. Младший лейтенант говорит Жан-Блэзу, что деревня называется Мариамбур, показывает ее местоположение на карте. Ах, значит, вот где мы находимся!.. Неужели мы действительно начали привыкать к таким шквалам? Налет кончается скоро. Самолеты взмывают, как блестящие пчелы, разворачиваются в небе, потом исчезают. Вдоль дороги раздается команда: — Вперед!