Коммунисты

Для разных людей время протекает по-разному. Послание Уинстона Черчилля застало генерала Гамелена в Ла-Ферте. Гамелен ответил телеграммой в девять с минутами. Но что же, собственно говоря, мог он сообщить Черчиллю о Париже? Он ничего не знал о положении на фронтах. Его самого только что ввел в курс дела генерал Жорж. И вот он телеграфирует в Лондон генералу Лелонгу, убедительно просит подтвердить Черчиллю и генералу Айронсайду заверения, которые дал Жорж английскому премьер-министру. Контрнаступление разворачивается, французское командование не видит причин для тревоги…

Однако это спокойствие чисто внешнее. Жорж рвет и мечет: Бийотт сообщил, что он утвердил кораповский план отступления на линию государственной границы, но только в два приема. На этом основании Корап дал приказ об отходе даже тем войскам, которых немцы вовсе не атаковали, — подумайте только, даже не атаковали! 61-я дивизия генерала Вотье отошла от Мааса, хотя противник в этом месте еще не форсировал реку: дивизия оставила первоклассное крепостное вооружение и откатывается под огнем пикирующих бомбардировщиков по дорогам, запруженным беженцами. На левом фланге 102-я крепостная дивизия генерала Порзера отступила согласно приказу, но, оказавшись в опасном положении, преследуемая противником, прорвавшимся в Монтерме и Нузонвиле, она просто-напросто бросила Мезьер и Шарлевиль… «Аристотель» так и не перешел в контратаку, несмотря на все приказы! Впрочем, и Хюнцигер тоже. Этим утром Жорж категорически подтвердил Хюнцигеру свой приказ о контратаке. Генерал Тушон, повидимому, не сумел соединиться с Хюнцигером…

Гамелен узнает от Жоржа, что тот сообщил Корапу о его переводе на место Жиро. Как всегда, Гамелен согласен с Жоржем, однако сменять таким образом командующего армией — дело серьезное. Главнокомандующий посылает своего человека, полковника Гийо, в 9-ю армию, для личного ознакомления с состоянием дел у Корапа. Жорж хотел бы отрешить от должности также и Хюнцигера. Но здесь требуется осторожность. Правда, прорыв произошел именно на участке армии Хюнцигера, но она еще держится. Прогнать разом двух командующих армиями — какой будет моральный эффект! Этим утром, 15 мая, Гамелен считает, что Хюнцигер, который 9 мая велел снять противотанковые заграждения на линии Седана, Хюнцигер, чей левый фланг был прорван в первую голову, Хюнцигер, который ничего не предпринял для восстановления связи с Корапом, Хюнцигер, который не перешел в контратаку, который пропускает у себя на левом фланге и на севере немецкие танки, идущие как на параде… Гамелен считает, что Хюнцигер опомнился — именно это выражение он употребил в разговоре с Жоржем. Хюнцигер попрежнему находится в Сенюке на Эне, он не выезжал оттуда с 10 мая. Пострадали его подчиненные. Пожалуй, этим можно и ограничиться.

В это время приезжает военный министр. Даладье без особых возражений соглашается с мерами против Корапа. Он не любит Корапа. Не то что Жорж, который издавна питает симпатию к этому злосчастному генералу. Но и Даладье, подобно Гамелену, не склонен одобрить такую же меру в отношении Хюнцигера. Хюнцигер… Даладье не со вчерашнего дня военный министр — он отлично знает, что Хюнцигер представлял генеральный штаб в различных странах, завязывал связи, участвовал в подготовке договоров. Хюнцигер не только генерал, он причастен ко многому, ко многим государственным тайнам. Конечно, сегодня турецкие дела решающего значения не имеют. Но ведь не так давно… И надо же думать о будущем: кто знает Украину, Румынию лучше Хюнцигера? Своими людьми нельзя швыряться. Военный министр, впрочем, может этого и не объяснять. Это делает за него Гамелен.

Надо с величайшей осторожностью относиться ко всему, что может затронуть престиж армии, честь командования. Надо считаться с общественным мнением в стране и избегать тенденциозных толкований.

Ну-с, посмотрим теперь, что делается на фронте. Сегодня на рассвете танковая дивизия генерала Брюно перешла в контратаку. Она, быть может, восстановила положение на одном участке фронта 9-й армии.

* * *