На шахтах работали все семь дней недели: для мобилизованных горняков воскресного отдыха не полагалось. Так шло везде — на Валансьенских копях Анзенской угольной компании, на шахтах компании Нэ-Доркур-Викуань, Анишской компании, Ланской компании, Бетюнской компании, в Марль, в Бри, в Льевене, в Острикуре, в Линьи-лез-Эр, в Эскарпеле, в Дурже, в Тивенселе, в Карвене, в Курьере… Огромная равнина вся изрыта кротовыми норами; кажется, совсем кончились, — нет, дальше видны еще другие… На рассвете 19 мая захватчики еще не подошли сюда вплотную. Но окружение уже началось. Охватили кольцом Keнуа и Ле-Като и двинулись дальше; разведгруппы уже достигли Валансьена.
Камбрэ взят, Перонн обошли, Альбер захвачен накануне вечером, следующий объект — Амьен, и всю область бомбили. В десять часов вечера немцы уже были в Ле-Катле, штаб 9-й армии бежал в беспорядке, а в два часа ночи на дворе какой-то фермы взяли в плен генерала Жиро. Армии, отходившие к северу, к угольному бассейну, оказались отрезанными от правого фланга французских войск Северо-восточного фронта. Уже два дня бронетанковые немецкие дивизии продвигаются с востока на запад, по оси Мезьер–Вервен–Сен-Кантен–Перонн–Амьен… Теперь уж их намерения для всех ясны: хотят отрезать друг от друга отступившие в департамент Нор французские армии, оснащенные современной техникой, и выйти к морю. Париж может вздохнуть свободно. Он уже не является первоочередным объектом. Во всяком случае, в правительственном затоне мелкая рыбешка вздохнула с облегчением.
В горняцком районе все это еще мало чувствуется. Тяжелый труд в подземных шахтах и на грохочущих заводах, в смрадных химических комбинатах поглощает и приглушает мысли выносливого рабочего люда, ибо его существование — всегда война, у него свои раненые, свои убитые, свои инвалиды, ютящиеся в лачугах промышленной зоны, свои ядовитые газы, уродующие человека и природу, и все это считается нормальной для него жизнью.
Впрочем, в Курьере Декер аккуратно, день за днем, отмечает в своей записной книжке все, что происходит, — записывает в нескольких словах. 18 мая, в тот вечер, когда пали Камбрэ, Перонн и Альбер, он записал: «Нормальная работа». Но ночью была воздушная тревога. Это, конечно, не помешало Декеру в половине пятого утра, как всегда, отправиться на шахту, не считаясь с усталостью: рабочий при любых условиях должен быть бодрым и выходить на работу. Однако спуска в тот день не было, всех отправили по домам, — в стороне Карвена громыхали взрывы; падали бомбы и в самом Курьере. — Значит, нынче не спускаться? — Отдыхать велят — нынче воскресенье. — Декер вернулся домой, вытащил из кармана «кирпичик» черного хлеба: за обедом съедим все вместе; снял потрепанную куртку и лег в постель. Элиза сонно вздохнула: — Гляди-ка, хозяин-то мой спать ложится, а на дворе белый свет, — и поцеловала мужа. Разумеется, кофе Декер уже напился до ухода. Трое малышей еще спали в соседней комнате. Они привыкли к грохоту бомбежки.