Коммунисты

Кого уже отправили? Кто остался? Все облечено тайной; какая мерзость! Сколько наших ничего не знают — кто о муже, кто об отце, кто о дочери… Тысячи наших в тюрьмах, в концлагерях. Что ждет их сейчас, в эти дни, полные смятения, когда сам воздух отравлен духом капитуляции? В руках полиции столько мужчин и женщин, которые есть и были глазами, мозгом, сердцем рабочего класса, столько людей, которые в повседневных страданиях годами учились понимать смысл борьбы, учились мужеству. Их могут убить, как это обычно делает Гитлер, ну хотя бы при попытке к бегству, ведь так теперь принято выражаться. Вот недавно взяли группу товарищей по делу подпольной типографии и среди них одну молоденькую работницу из организации «Французские девушки». Маринетта ее хорошо знала: молоденькая, почти подросточек, беспартийная. Когда ей было четыре с половиной года, отца ее убили в Марокко в войне против Абд-эль-Керима. Погиб совсем молодым. Да и мать еще не старая; родила дочку на двадцатом году. Работала она у Рено. Потом серьезно заболела. Замуж вторично так и не вышла. Брат девушки, моряк, ее близнец, завербовался в Индокитай. Ему было тогда девятнадцать лет, ну и взбрела в голову такая глупость! А ей приходилось кормить мать, покупать дорогие лекарства, платить за нее в больницу, сама, небось, досыта не ела. Работница на фабрике готового платья в пятнадцатом округе. Теперь вот девушка в тюрьме, и о матери заботится партия…

Маринетта жила в маленькой комнатке на седьмом этаже, возле Венсенского зоологического сада. Раньше в этой комнатке помещалась прислуга, но господа уехали из Парижа, справедливо рассудив, что в военное время воздух Лазурного берега куда полезнее для здоровья. Дочь хозяев этой квартиры, студентка зубоврачебных курсов, была знакома с Даниель Казанова. Через нее-то Маринетта получила ключ от покинутой квартиры, и считалось, что она снимает комнату у квартировладельцев.

Самый больной вопрос сейчас — это бумага. Известно, у кого есть запас. Но тип, который ее припрятал, хочет попользоваться. А ведь средства партии, ох, как ограничены! И находятся же такие люди, которые и тут думают только о наживе! Спасибо, что еще хоть не доносят…

Маринетта идет на свидание. Может быть, через связного удастся получить бумагу и отпечатать листовку о положении войск на Северном фронте. И без этого спекулянта обойдемся. Сколько забот, одна другой неотложнее.

Маринетта взглянула на ручные часы, время еще есть: автобусом ПК[722] она доберется до места встречи на двадцать минут раньше срока… В этот час автобусы ходят почти пустые.

И, стоя на площадке автобуса[723] (Маринетте не хотелось входить внутрь, уж очень хороша погода), она додумывала свою тревожную думу. Где же, наконец, остановят немецкое наступление? Разве не будет настоящего фронта с окопами, как в четырнадцатом году? Правда, немцы захватили весь Север, захватили Маас. Но ведь осталась еще вся Франция… И откуда пошли слухи, что СССР выступит на нашей стороне? Вот уже несколько дней кто-то упорно, настойчиво распространяет эти слухи. Ясно, все они идут из одного источника. И распускают их с целью успокоить рабочих, сказать им — вот видите! Правительство, буржуазия, они-то прекрасно знают, что Советский Союз — это единственное, чему верит народ… На заводах рабочие расспрашивают коммунистов. Слухи… Те же методы, что и раньше, лишь бы отвлечь умы. В прошлом году во время переговоров, когда они делали все, чтобы помешать Советскому Союзу подписать пакт трех держав, они точно таким же образом сообщали самые утешительные новости… готово дело, не беспокойтесь, пожалуйста, все идет как по маслу… И подумать только, что сегодня…

— Почему это вы, дорогая дамочка, такая сердитая, даже здороваться не хотите?

В глазах кондуктора вспыхивает веселая искорка. Глядите-ка, оказывается, военный знаком с дамочкой! Пусть поболтают на площадке. И кондуктор усиленно начинает крутить свою машинку. В первом классе едет один-единственный пассажир, и все. В обеденный перерыв народу в автобусах обычно маловато.

Маринетта подняла глаза и увидела Политцера. По правилам, ему не следовало бы заговаривать с ней в автобусе, но в конце концов…

Впрочем, он и не расположен вести здесь долгую беседу. Выйдет на первой же остановке.

— Будь любезна, передай друзьям — правительство хочет знать, что мы намереваемся делать, в случае если Париж падет. Хотят знать, на каких условиях… Поняла?

Кондуктор вернулся на свое место. Разговор пассажиров его не интересует. Человек он пожилой. Навидался на своем веку влюбленных парочек, воркующих на площадке автобуса. А может быть, вовсе и не влюбленные, просто разговорились — люди молодые, и такое бывает.

— Ты знаешь, как связаться… Мне об этом сообщили вчера вечером… А с приятелем, с которым обычно встречаюсь, мы только что расстались. Пришлось бы ждать целую неделю до следующей встречи, а дело срочное, события развертываются с головокружительной быстротой… Мне повезло, что я тебя встретил. Ну, до свидания, Роза, я здесь выхожу.