Комната 15

– Нет, сэр. – Но, говоря это, медсестра непроизвольно оглядывается в противоположную сторону, на высокого мужчину, выходящего из кабинки справа.

– Хорошо. Я должен немедленно поговорить с ним.

Медсестра извиняется перед ним, называя его мистером Натаном. Мистер Натан наклоняется, изучая мое удостоверение, и спрашивает, какое преступление произошло.

– Произошло, и не одно. Убийство, покушение на убийство и удар ножом.

Сказав медсестре, что всё в порядке, доктор Натан проводит меня в пустую кабинку.

– И чем может помочь психиатр?

По моей оценке, Натану лет сорок с лишним; это крупный мужчина в джинсовой куртке, с поразительно неуклюжими движениями. В нем есть что-то неприступное, отчего я начинаю нервничать, но я уже зашел слишком далеко, чтобы отступать.

– Это меня пырнули ножом. В этой больнице вчера вечером, после того как мне сделали томографию.

Доктор Натан садится на стол и мотает ногой.

– Вчера вечером меня здесь не было. Мистер Блэкли, расскажите мне, в чем дело.

Я говорю ему, что он тут ни при чем, что речь идет о моем потерянном времени, о моем «забвении». Говоря, я чувствую, как это глупо, нелепо, словно я все выдумал. Я полицейский. Я должен быть уверен в себе; мне нельзя смущенно бормотать, как я это делаю сейчас.

Доктор Натан берет блокнот и черкает какие-то пометки, царапая бумагу дешевой ручкой, а я стараюсь убедить его в правоте своих слов и, может быть, даже убедить себя самого. В равнодушном свете отделения неотложной помощи все это кажется совершенно невозможным.

– Почему я отчетливо помню то, что произошло много лет назад, но абсолютно не помню последние полтора года? Что происходит с моей головой?

– Амнезия – сложная штука, – говорит доктор Натан, переворачивая страницу.

– Да я уж и сам это понял.

Психиатр медлит, обдумывая слова, и в конце концов у меня возникает желание его встряхнуть. Наконец он говорит:

– Ваш мозг пытается найти смысл в том, в чем, похоже, нет никакого смысла. У вас будут возникать искаженные и ложные воспоминания.

– Вы полагаете, я спятил?

– А вы сами как думаете – спятили?

– Не знаю. Иногда мне кажется, будто меня просто трахнули по затылку.

Доктор Натан черкает еще одну пометку.

– Вы говорите, вам сняли томограмму?

– Да.

– Подождите здесь.

Он уходит, задергивая занавеску кабинки, чтобы я ничего не увидел. И я жду, нервничая все сильнее.

Минут через пять приоткрываю занавеску. Высоко на стене напротив камера видеонаблюдения, направленная прямо на меня. Мне это не нравится. Натан отсутствует слишком долго. Я как можно бесшумнее выскальзываю из кабинки, но тут появляется доктор Натан с большим конвертом из плотной бумаги в руке.

– Куда вы собрались? – окликает меня он.

– А вы где были?

– Мне показалось, вы хотите узнать результаты компьютерной томографии.

Доктор Натан заводит меня обратно в кабинку, затем открывает конверт и изучает результаты, ссутулившись, разыгрывая драму, хотя я уверен в том, что он уже все просмотрел.

– Мистер Блэкли, никаких физических повреждений у вас нет. Нет ничего, что указывало бы на причину амнезии.

– Я не лгу насчет провалов в памяти.

– А я и не говорю, что вы лжете.

– Тогда в чем дело? Я схожу с ума?

Натан закрывает блокнот, берет карточку и пишет на ней.

– Я принимаю в клинике по пятницам. Это телефон моей секретарши. Позвоните ей завтра утром.

– Так не пойдет. Я не могу ждать до завтра. Вы должны что-нибудь сделать. – Выхожу следом за ним из кабинки. – Я желаю услышать мнение другого врача.

– Это ваше право, – говорит доктор Натан. – Но все скажут вам то же самое. Это процесс, и он требует времени.

– Так ускорьте его.

– Нет, – решительно говорит доктор Натан. – Не надо учить меня, как заниматься вашей болезнью.

У меня снова возникает это страшное чувство, что все выходит из-под контроля.

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь сделал что-то прямо сейчас. Нейрохирург, кто угодно…

Натан подходит к медсестре и просит ее вывести меня из приемного кабинета.

– Я не сумасшедший! – заявляю я, не обращая на нее внимания.

– Да, судя по тому, что вы описываете, вы находитесь в здравом уме. Амнезия является разновидностью диссоциативного расстройства, – раздраженно говорит Натан. – Чем бы это ни было, работа потребуется большая. Для вас, как и для меня. Несколько приемов, только чтобы добраться до глубинных причин всего этого.

Я пытаюсь объяснить ему, что мне не нужно рассказывать десять лет про то, как я ненавидел свою мать или так и не смог пережить смерть ручного хомячка, но он, похоже, не понимает весь ужас ситуации, неотложность, настоятельную необходимость схватить убийцу до того, как тот снова нанесет удар. У меня возникает щемящее чувство в груди. Как и у всех этих людей, у доктора Натана своя собственная повестка дня. Медсестра пытается вывести меня в комнату ожидания, но я со злостью говорю ей не трогать меня. Все смотрят на нас.

Наконец Натан теряет терпение: