Комната лжи

Ворота парфюмерной фабрики старые, но выглядят крепкими. Сюзанна криво паркуется прямо перед воротами и даже не закрывает дверь. Бежит прямо к воротам, трясет прутья решетки, как узник, отчаянно желающий вырваться на свободу. Ворота заперты на толстую цепь, и Сюзанна знает, что порвать ее она не сможет. Перелезть? Ворота высотой метров пять, с колючей проволокой по верху и без малейших выступов для ног. Может, стоило врезаться в них на машине?

А потом она вспоминает. Дневник.

Приходится поискать, но она довольно быстро находит то, что нужно: дырку в ограде, о которой говорил Адам. Сюзанна протискивается в нее, не обращая внимания на царапающий подбородок кустарник и цепляющуюся за одежду колючую проволоку. Она чуть не падает на другую сторону, но быстро встает и вот уже бежит, следуя указаниям Адама из письма. Вокруг, мимо главного входа, к череде ангаров. Желтая дверь. Склад с желтой дверью. Желтой…

Вот.

– Эмили!

Она выкрикивает имя дочери раньше, чем убедилась, что идет к правильному складу. Здесь десятки ангаров в ряд, наверное, около сорока, по обе стороны дорожки. Дверь, которую заметила Сюзанна, не то чтобы желтая – скорее коричневатая, как французская горчица – но она желтее, чем остальные двери. Издалека Сюзанна замечает навесной замок. На почти всех дверях замки сломаны, рассыпаются, покрыты ржавчиной. Эти склады, как и саму фабрику, явно давно забросили. Но на двери Эмили – Боже, пожалуйста, пусть Эмили будет там – замок сверкает, как новое серебро. Даже петли недавно заменили.

– Эмили!

Сюзанна стучит в тяжелые деревянные двери. Делает паузу, задерживает дыхание, в ожидании ответа изнутри. Голоса, крика, всхлипа – хоть чего-нибудь.

Тишина.

Она снова стучит. Без толку дергает замок, пытается просунуть пальцы между створками.

– Эмили, ты там?

Это плохо. Она не может сломать замок, не может раздвинуть створки двери. Даже если Эмили внутри, с тем же успехом она может быть в сотне километров отсюда.

– Мадам?

Сюзанна резко поворачивается. С другого конца прохода к ней направляются двое полицейских. Мужчина повыше, и женщина потолще. Говорил мужчина.

– Мадам? – повторяет он. – Позвольте спросить…

Они здесь, потому что Рут дозвонилась? Или потому что она так вела машину? Плевать. Она перебивает полицейского и говорит:

– Пожалуйста! Моя дочь. Ее похитили. Она здесь, внутри. Я знаю, что она там. За этой дверью. Но я не могу… они не… – Она поворачивается обратно к дверям и снова набрасывается на них. Выворачивает замок, как только может, отпуская, только когда рука сама разжимается, а из порезанной ладони течет кровь.

– Мадам!

Полицейский спешит вперед, встревоженный, пытается оттащить Сюзанну. Его напарница все это время не сводит взгляда с глаз Сюзанны.

– Отойдите, – говорит она. Наклоняется и поднимает кусок бетона размером с футбольный мяч, только неровный. Сюзанна понимает, что она собирается сделать, и позволяет полицейскому отвести себя в сторону.

Первый удар по замку не дал результата. От второго удара кусок бетона раскалывается надвое, и осколки выпадают из рук женщины. Но она находит валун побольше, ее настойчивость не уступает Сюзанне, и с третьего удара замок заметно гнется. Четвертый удар, и замок на земле.

Сюзанна мгновенно освобождается. Она выскальзывает из рук полицейского и проносится мимо женщины прежде, чем ее успевают остановить. Распахивает дверь, врывается внутрь, неукротимая, как прибойная волна. Вонь и темнота на мгновение сбивают ее с ног, но глаза быстро адаптируются к нехватке света.

И тут она все видит.

План Адама. Тело Эмили.

В этот момент Сюзанна видит все.

После

Небо цвета души Сюзанны: не серое, не черное, а пустое. Оно ровно простирается до самого горизонта и напоминает, как огромен мир и как безнадежны попытки почувствовать себя близко к дому.

Почва под ногами мягкая, на траве поблескивает роса. Обычно это любимое время года Сюзанны. Листва опадает, дни становятся короче, у нее всегда появляется чувство, будто мир ластится к ней. Она любит пауков и сети, которые они плетут, чтобы уловить оседающую росу. Здесь, на вершине холма, с которого открывается вид на весь город, на крыши, дороги, изящные переплетения повседневной жизни, заставили бы ее обычно застыть на месте. Обычно.

Она проходит мимо ряда надгробных камней к той могиле, где лежит ее дитя.

Она несет один цветок подсолнуха. Она не знала, что выбрать, но жизнерадостность этого цветка, связь со светом казались подходящими. Она видит, что и другие тоже недавно приносили цветы, к любимым, похороненным по соседству, но сегодня она, похоже, первая. Еще рано, на тропе нет следов. Она идет, и ей слышится движение рядом, но повернувшись, она видит только гнущийся на ветру клен.

Могила прямо перед ней.

Естественно, она изменилась со дня похорон. Но боль все еще там. Печаль, горе. И для Сюзанны это сейчас единственное, что имеет значение.