3
Пятница, 11 февраля, утро
В половине десятого Свендсен подогнал черный «линкольн» к парадному входу. Позвонив, он принялся ждать, дуя на руки и притопывая ногами.
Наконец дверь открылась, за ней стоял Уэймюллер.
— Не скажете ли старику, что я здесь? — попросил Свендсен.
Поежившись от морозного воздуха, дворецкий молча кивнул и закрыл дверь. Свендсен вернулся к машине. Он закурил сигарету и, выбросив пустую пачку в окно, наблюдал, как порыв ветра закружил ее и унес к сугробу у дороги.
Шофер успел сделать всего несколько затяжек, когда дверь опять отворилась. Выбросив сигарету в окно, он вылез из машины и распахнул заднюю дверцу.
Ледьярд Корвит был немного ниже среднего роста, крепко сложен, с широкими плечами и все еще довольно стройной талией. Его пальто было прекрасно сшито, но согбенные плечи портили впечатление. Он шел, склонив голову, как будто искал что-то под ногами.
Подойдя к машине, он оглядел шофера поразительно чистыми голубыми глазами и тут же снова опустил их, едва ли не смущенно. Его круглое лицо с крупным носом и маленьким ртом должно было бы быть румяным, но на самом деле было серым. Примечательнее всего было его выражение — рассеянное и непонятное, словно Корвит спал наяву.
— Не очень-то вы похожи на шофера, — произнес он, глядя в какую-то точку на груди Свендсена. Когда он говорил, его губы почти не раздвигались и слова были едва понятны. Голос звучал гнусаво.
— У меня нет формы, сэр. Мисс Корвит сказала…
Корвит неопределенно взмахнул рукой.
— Я не это имел в виду. Вы, скорее, смахиваете на боксера или… ну… — Не закончив фразы, он прошмыгнул мимо шофера и сел в машину.
Они поехали по Генри-Гудзон-Парквей, встретив только две машины на всем отрезке пути до платного моста. Затем миновали Вестсайдский проезд и серые безлюдные причалы у замерзшей реки.
Время от времени шофер смотрел в зеркало заднего обзора. Корвит всю дорогу сидел неподвижно. Иногда его губы издавали чуть слышный свист.
Не снижая скорости, Свендсен снял переговорную трубку и спросил, куда ехать. Сначала он слышал только тишину, затем донесся звук, как будто Корвит прочищал горло.
— А… ну да. Я сегодня еду в контору. Э-э… Парк, двести тридцать.
На Пятьдесят седьмой улице Свендсен повернул на восток и ехал до Парк-авеню, а по ней на юг до Сорок второй. Выйдя, он открыл заднюю дверцу и замер. Ледьярд Корвит не двигался. Он смотрел в окно и продолжал беззвучно свистеть.
— Ваша контора, сэр, — вполголоса произнес Свендсен.
Корвит вздрогнул и посмотрел на него, явно не понимая. Затем моргнул.
— Ах, ну конечно! Простите. — Опустив глаза, Корвит выбрался из машины, но, отойдя на несколько шагов, вернулся. — Э-э, Свендсен! — Вытащив из кармана бумажник, он сунул две купюры в руку шофера. — Это вам, чтобы продержаться до зарплаты. Заедете за мной в половине четвертого. — Снова опустив голову, он удалился.
Свендсен посмотрел на две десятки в руке и направился к табачному магазину «Гейтвей». Там он купил блок сигарет и две пачки жевательной резинки и, мрачно жуя, пошел обратно к машине.
Первые снежинки посыпались, когда они поехали домой, а когда добрались до Парквей, окрестности покрывало легкое белое одеяло. Шофер включил «дворники» и подался вперед, напряженно вглядываясь в дорогу.
Въехав прямо в гараж, он оглянулся, чтобы посмотреть, не следит ли за ним кто-то из дома. Бурое кирпичное здание было окутано безмолвием. Закрыв раздвижные ворота, Свендсен сел на заднее сиденье «линкольна», вытащил из кармана отвертку и снял крышку переговорного устройства. Аккуратно положив винты сбоку, он исследовал паутину проводков, затем достал из кармана кусочек провода и присоединил. Теперь микрофон был включен постоянно, и водитель мог слышать все, что происходит в салоне. Тщательно привинтив крышку, он поднялся в свою комнату.
Тем же вечером, когда Свендсен доедал свой обед, двери столовой распахнулись, и в кухню вошла темноволосая девушка с подносом в руках. Она была ниже и полнее Хильды, но похожа на нее. Их вполне можно было принять за сестер. Она, однако, была гораздо искуснее загримирована и держалась вполне уверенно — ни малейшей робости в повадке, ни следа безнадежности в глазах.
Поднос в ее руках был почти полон. Поставив его у раковины, она спросила:
— Вы Свендсен?