Комната с загадкой

– Это нетрудно. Пригодилась философская подготовка, да и батюшка меня растил в страхе Божьем… да, в отличие от себя, меня он держал в строгости. Я пользовался успехом, говорили: строгий батюшка, но крепкий. Ну а с Ёлочкой, вы правы, мы случайно встретились, когда она влезла за иконами, что ли…

– Больно надо, – подала голос Гауф, – я за ящиком для подаяний.

– Узнали друг друга, порадовались, разговорились о житье-бытье. Она водилась с этим Гариком, – продолжал Карзинкин, – по правде говоря, я не любил покойничка, не верил ему. Было ясно, что эти налеты по наводке на хаты наших пиитов добром не кончатся. Но он был печник, а меня заедала мысль о том, что не мог же отец, имея деньги, сигать в водопад, на него не похоже. Скорее всего, полагал я, тайник где-то тут, и отец, надеясь вернуться, припрятал сокровище в доме, под надежной охраной профессора Шора…

– Вы видели копию купчей.

– Нет. Но вдруг приезжает «паломничек», наслышанный о моей святости. Приходит на исповедь, тихенький, болящий человечек, желтый, желчный, и начинает, охая, намеками, говорить про «грехи», о том, что помогал «князюшку» обманывать, лишить «мальчика» куска хлеба, старика женил на какой-то своей то ли любовнице, а самого подговорил все деньги ухнуть в какой-то камушек. А она, мол, дрянь такая, камушек куда-то сокрыла. У меня в зобу дыханье сперло, я понял, что это отцовский стряпчий Хмельников. Конечно, это безумие, но почему бы не проверить? И Ёлочка настояла.

– Да, это правда, – подтвердила она и, уже не стесняясь, взяла его за руку, – с первого раза не получилось, и сапожник этот меня видел и, как показалось, что-то заподозрил.

– И вы подговорили Шерстобитова.

– А они и без меня были знакомы, Игорь сам на него имел зуб, – уточнила она, – но он и сам оказался сволочью. Теперь я уверена, что он забрал что-то из тайника, когда я легкомысленно оставила его без присмотра. Впрочем, он был так любезен, что согласился убрать свидетеля…

– Да, отзывчивый парень был Гарик, – заметил Николай Николаевич, – а вы ему рамочку подсунули, чтобы подумали, что он ее похитил?

– Что, топорно? – обеспокоенно спросила она. – Не было времени сообразить.

– Почему ж, у вас прекрасно получилось, – заверил капитан, – потом, надо думать, опоили и выкинули с поезда. А рамочка обратно на стол переползла.

– Пожарский, – утвердительно сказала Елена.

Сорокин руками развел:

– Сам мучаюсь, который год. Итак, в тайнике ничего не оказалось.

– Я оказалась в глупом положении. Дурочку валять непросто…

– У вас прекрасно получалось.

– Да, если бы не ваша Гладкова, я бы справилась, но с ней я почти рехнулась.

– А по-моему, очень приятная, восприимчивая девица, – подтрунил Карзинкин.

Елена глянула на него, он поднял обе ладони, как бы сдаваясь.

– А с чего вы, милейший, в могилы полезли?

– Как раз это просто. Я уже сказал, что эта дрянь, моя мачеха, померла в восемнадцатом. Вспомнил слова Хмельникова, подумал: а вдруг в самом деле… проглотила?

– Ну и?

– Опять просчитался, – обезоруживающе признался Карзинкин, разведя руками.

– А Хмельникова вы…

– Он сам виноват, – заметила Елена, – пришел якобы с дарами, а сам шантажировать начал.

– А мешок с сахаром при чем?

– Топили впопыхах, – признался Карзинкин, – было желание, чтобы сразу не всплыл, а после. Мы собирались закончить дела намного быстрее, кто ж знал, что этот негодяй притащил в качестве жертвования сахар с мелом.

– А зачем одинаковым средством жертв травить?

– Кто ж знал, что нашим делом будет заниматься такой гений сыска, – вежливо заметила Елена. – Знала бы – прихватила у герра доктора из минского гестапо побольше разнообразной отравы.

– Так вот откуда она у вас и почему нестандартная формула.

– Да, с тех пор. Там многие живодеры чувствительные страдали мигренями, вот и глотали. Это оксикодон. Мощное средство, и надо немного, но с алкоголем можно и навсегда уснуть.

Воцарилась тишина, такая, которая подразумевает, что все уже сказано и надо приступать к действиям. Сорокин, все обдумав, решил так:

– Вообще я обычно решений не меняю и, раз давши время одуматься, второй раз не даю… но, входя в ваше положение, разрешаю написать чистосердечные. Единственное, что хотелось бы узнать, гражданка Гауф, откуда документы Брусникиной?

– Да так, – сказала она легко, с улыбкой, – положим, что подделка.

– Что ж… Ну, пообещал уже, – вздохнул капитан, – так и быть, вот бумага, вот перья. Пишите, не стану вам мешать. Да, Елена, если вы попытаетесь сигануть в форточку, я пристрелю вас. Признаться, с удовольствием. Не потакайте моим низменным желаниям.

* * *

«Сюрпризом», обещанным секретарем райкома комсомола, оказался… прием в пионеры в музее Владимира Ильича Ленина.

Колька серьезно подозревал, что это новость для Ольги, расстроенной было пропажей псевдо-Зои, бесследно не пройдет. Гладкова, рассказывая ему эту новость, то заливалась смехом, то принималась плакать, то рвалась крахмалить рубашку, то беспокоилась за галстук.