Пьер Эдельман – настоящий авантюрист и мой самый старый французский друг; он сыграл свою роль во многих моих фильмах. Я люблю его. Я встретил Пьера на съемочной площадке «Дюны», но Раффаэлла вышвырнула его оттуда, потому что не хотела, чтобы я общался с журналистами, а он тогда был журналистом. Пьер знает всех, он объезди весь мир, и он может подсказать дорогу в любом городе. Это потрясающе. Он был в Голливуде в шестидесятые годы, знал всех, и он заработал состояние на торговле синими джинсами, но деньги были спущены на ветер. Некоторое время он сидел в тюрьме, и заключенные, должно быть, были счастливы, потому что он умудрялся веселиться даже в тюрьме. Он организовал гонки тараканов, а заключенные держали пари. У Пьера есть компания «Bee Entertainment», и он носит на своем лацкане значок с пчелой. Пьер – пчела, он опыляет. Он сводил одного человека с нужным другим, и так сотни раз. Он рассказал мне в Каннах, что Фрэнсису Буигу понравились «Дикие сердцем», что у него была новая компания и он хотел встретиться со мной. Он объединяет людей.
Пьер – хороший человек, но некоторым трудно с ним общаться, потому что иногда у него случаются приступы язвительности, и он может ненароком оскорбить. Однажды я сидел рядом с ним в самолете, и когда стюардесса подошла, он сказал ей что-то неприятное. После того, как она ушла, я сказал: «Пьер, мне не нравится, как ты себя ведешь; не делай этого при мне. Почему ты так относишься к людям?» Он извинился перед ней, и к концу полета Пьер и стюардесса были лучшими друзьями – его обаяния не отнимешь, но и ехидности тоже.
Грубость сбивает с пути. У всех людей есть подобные слабости – наркотики, секс, еда, странное мышление, и грубость тоже может довести до беды. У большинства людей есть определенные границы, и с ними все в порядке, но теми, чьи границы сломаны, заполнены тюрьмы.
Раньше через дорогу от почтового отделения Беверли-Хиллз находился великолепный итальянский ресторан под названием «Il Giardino». Это было незаметное местечко, не пользовавшееся популярностью, но еда там была невероятной. Однажды вечером я отправился на ужин с Пьером, Томом Хансеном и Жан-Клодом Флери, который управлял Ciby 2000. Я узнал, что в тот вечер мы с Жан-Клодом родились с разницей в десять или одиннадцать часов в один и тот же день – он во Франции, я в Монтане. Также в мой день родились Феллини и Джордж Бернс. Джордж был ровно на пятьдесят лет старше меня, и в 1991 году, в мой сорок пятый день рождения, мы с Джорджем поделили сигару. Не одну и ту же – у каждого из нас была своя, и мы курили вместе. Джордж Бернс был маленьким и легким, как перо – казалось, что его можно просто поднять, как кусок картона. Джордж упал в ванной и что-то сильно повредил. Это было началом его конца. Если бы он не упал тогда, он все еще мог быть жив.
Так или иначе, Пьер всегда говорил о своих приятелях, и многие думали, что он полон энергии. В ту ночь в «Il Giardino» он рассказывал что-то о своем приятеле Клинте, и спустя некоторое время собственной персоной появился Клинт Иствуд. Он подошел к нам, воскликнул: «Пьер!» и крепко его обнял. Я не был удивлен, потому что уже знал Пьера и предполагал, что Клинт скоро появится.
И вот я отправился в Париж, чтобы встретиться с Фрэнсисом Буигом в его офисе на верхнем этаже здания на Елисейских полях. Тони Кранц и Том Хансен отправились со мной, и они должны были присутствовать на этом собрании. Мы были в «Maison du Caviar» накануне – Тони пил вишневые шоты с водкой, а еще шел снег. В Париже выпало шесть сантиметров снега. Ближе к ночи Пьер привел девушек. В общем, Том и Тони не появились на той встрече, и я остался без моей команды. Прямо напротив меня сидел мистер Буиг, а по обе стороны от него – два французских парня, которые работали на него. Эти ребята смотрели на меня с такими улыбками, которые будто говорили: «Мы собираемся тебя распять». Им не нравилось, как Буиг входил в киноиндустрию, и от них несло дурной энергией.
В какой-то момент г-н Буиг сказал: «Расскажи мне историю Ронни-ракеты», и это было похоже на: «Если не расскажешь, то никакой сделки не будет – давай, покажи себя». Я думал, что у нас уже была заключена сделка, но потом произошло это. Я начал думать: «Я так далек от них; это так компания, с которой я хочу связываться». Я хотел выбраться из этого чертова здания, так что я встал и пошел к лифту. Я собирался взять такси, отправиться прямо в аэропорт и навсегда распрощаться с этими уродами. На лицах этих придурков по обе стороны от Буига играли типичные французские улыбки. Худшая часть Франции – это определенное самодовольство, и его в этих улыбках слишком много.