Знаете, как получилось, что Бушнелл Килер стал таким важным человеком в моей жизни? Как вообще те или иные люди становятся для нас важными? Стюарт Корнфельд – еще один человек, который для меня важен. Как-то раз я пришел домой, и Мэри сказала: «Звонил мужчина по имени Стюарт Корнфельд». Что-то было такое в его имени, что я принялся ходить по дому и бормотать: «Стюарт Корнфельд звонил, Стюарт Корнфельд звонил». Позже он перезвонил, и когда я взял трубку, он сказал: «Ты чертов гений!», и я почувствовал себя хорошо. Он хотел позвать меня на обед, и мы встретились в «Нибблерс». Он хотел помочь мне с «Ронни-ракетой». У Стюарта великолепное чувство юмора и он всегда полон энергии – он тот, кто просто толкал меня вперед, и мне это нравилось.
До встречи со Стюартом мне пытался помочь парень, которого звали Марти Микельсон. Ему понравился «Голова-ластик», и, полагаю, он некоторое время был моим агентом, но из этого ничего не вышло. Также у меня была встреча на студии по поводу «Ронни-ракеты» с продюсером фильма «Автомойка». Он сказал: «Ну давай, герой, что там у тебя?». Я сказал: «У меня фильм, называется “Ронни-ракета”». Он в ответ: «О чем?», а я: «О пареньке ростом около метра с рыжей прической-”помпадур”, который питается переменным током». Он велел мне убираться из офиса.
Затея с «Ронни-ракетой» не удалась, и я задумался о том, чтобы снять фильм по чужому сценарию. Я был женат, не работал, строил сарай, выполнял мелкие работы и, если были деньги, немного рисовал. Деньги меня не слишком волновали, и Мэри меня поддерживала. Она была прекрасным исполнительным секретарем и могла получить работу в мгновение ока. Она была настоящим боссом и отлично справлялась на работе. Каждое утро, отправляясь в свой административный мир она выглядела на миллион долларов, а я оставался дома, как нищий. Не помню, чем я занимался целыми днями, наверное, просто размышлял о «Ронни-ракете». В конце концов, моя теща сказала Мэри: «С “Ронни-ракетой” так ничего и не получается, и лучше бы тебе разжечь огонек под этой индюшкой. Может, у него получится снять что-нибудь по сценарию, который написал кто-то другой».
Я подумал, что может быть, и правда, и позвонил Стюарту. «Стюарт, знаешь какие-нибудь фильмы, которые я бы мог снять?» – спросил я. Он ответил: «Дэвид, я знаю четыре таких фильма – увидимся в “Нибблерс”». Я отправился в “Нибблерс”, и как только Стюарт сел за столик, сказал: «Ну давай, Стюарт, говори». Он ответил: «Первый называется “Человек-слон”», – и словно водородная бомба взорвалась в моем мозгу. Я сказал: «Вот оно». Это было словно что-то знакомое, нечто из далекого прошлого. Вне сомнения, это был тот самый фильм, и я даже не спросил, какие были остальные три, да и знать я этого не хотел. Стюарт сказал: «Вот сценарий», а я ответил: «Хочу его прочитать».
Джонатан Сэнгер купил сценарий, и они со Стюартом познакомились, когда оба стали работать на Мела Брукса. Мел был занят – он развивал свою компанию «Бруксфилмс», и каким-то образом Стюарт устроил так, что жена Мела, Анна Банкрофт, прочитала сценарий. К счастью, он ей понравился, и она попросила Мела на него взглянуть. Мел смотрит, ему нравится, и он говорит: «Это будет первый фильм студии “Бруксфилмс”». Он собрал всех вместе, показал на каждого и сказал: «Ты в игре». Затем он спросил: «Кто такой этот Дэвид Линч?», и ему ответили: «Это тот, кто снял “Голову-ластик”», а он заявил, что хочет посмотреть этот фильм. Мне позвонили и сказали: «Мел хочет увидеть “Голову-ластик” перед тем, как ты примешься за работу», на что я ответил: «Ну, был рад знакомству, ребята». Я просто чувствовал, что вот и все. Они сказали: «Он смотрит фильм сегодня днем, а потом тебе надо с ним встретиться». И вот, я стою в вестибюле перед залом, где проходил показ, и тут распахивается дверь, и Мел летит в мою сторону, обнимает меня и восклицает: «Ты псих, я тебя обожаю!» Это было невероятно.