Комната спящих

Бёрджесс остановился и оглядел лестницу и вестибюль. Во взгляде читалось отнюдь не восхищение.

– Не знаю, согласился бы работать здесь, будь на вашем месте. Странное местечко, правда?

Мы встретились глазами. Казалось, Бёрджесс хотел еще что-то сказать, но лишь покачал головой и улыбнулся.

– До свидания, – произнес он. – Смотрите не переутомляйтесь.

Бёрджесс кивнул, застегнул пальто и спустился по лестнице. Дойдя до двери, обернулся и сказал:

– Захотите сменить обстановку – перебирайтесь к нам в Ловстофт. Как раз только что отличный ресторан открыли. С меня обед.

Я перегнулся через перила и ответил:

– Очень мило с вашей стороны.

Бёрджесс поднял голову:

– Может, хоть голова болеть перестанет. – И Бёрджесс покинул больницу.

В окна светило солнце. Тут мне показалось, что я чую какой-то сильный запах, то ли дегтя, то ли парафина. Отойдя от перил, я заметил, что морда одного из деревянных зверей почернела. Наклонился и рассмотрел ее внимательнее. Потер пальцем, и обгоревшая лакировка осыпалась. На пальцах остались следы сажи. Я вытер руку платком и вернулся в кабинет для приема приходящих пациентов, чтобы заполнить бумаги относительно мистера Бёрджесса.

Было около пятнадцати минут второго, когда ко мне заглянула сестра Фрейзер. С встревоженным видом она замерла в дверях.

– Слушаю, – произнес я.

– Доктор Ричардсон, – начала она. – У нас проблема. Пациентки комнаты сна…

– В чем дело?

– Мы не можем их разбудить.

– Как это – не можете?

Сестра Фрейзер бессильно развела руками.

– Они не просыпаются.

От такого ответа ясности не прибавилось.

Я отложил ручку.

– И кого же из них вы не можете разбудить? – уточнил я.

– Всех, – ответила сестра Фрейзер.

Глава 18

В комнате сна сестра Дженкинс нервно прохаживалась между кроватей. Сестра Пейдж стояла рядом с тележкой с шестью подносами под крышками.

– Доктор Ричардсон, – сестра Дженкинс поманила меня к себе, – не понимаю, что случилось.

– Мне сказали, они не просыпаются.

– Да.

Сестра Дженкинс взяла Сару Блейк за плечи и потрясла. Затем наклонилась и прокричала ей в самое ухо:

– Сара! Просыпайтесь! Пора обедать!

Сестра Дженкинс встряхнула женщину еще раз, но та продолжала спать. Голова Сары качнулась из стороны в сторону, но глаза оставались закрытыми.

– С другими то же самое, – продолжила сестра Дженкинс. – Ни на что не реагируют. Странно.

– А может, кто-то из сестер превысил дозу хлорпромазина?

– Вряд ли, – ответила сестра Дженкинс. – Утром дежурила сестра Фрейзер. Все мои девушки аккуратны, но она особенно. Сестра Фрейзер не могла допустить такой грубой ошибки.

Несмотря на веру сестры Дженкинс в сестру Фрейзер, я решил проверить карточки. Все было в порядке. Ничто не свидетельствовало об ошибке или недосмотре. Пациенты получали обычные дозы в соответствии со своим состоянием. Наоборот, дозы были даже немного меньше, чем обычно.

Сестра Дженкинс понизила голос.

– А вдруг у них… – запнулась и только потом прошептала: – Кома?

– Не похоже, – возразил я. – Взгляните на их глаза. Обратите внимание – у всех движутся. Пациенткам снятся сны. Насколько я знаю, у больных в коме сновидений не наблюдается.

– Что же делать, доктор Ричардсон? Их же надо накормить, вымыть, отвести в туалет…

– К сожалению, сейчас это невозможно.

– Давайте я позвоню доктору Мейтленду.

– Нет, позвоню сам. Сначала надо их осмотреть.

Я поднял веко Кэти Уэбб, осмотрел глаз. Рефлексы были нормальные.

– Кэти, – позвал я. – Вы меня слышите?

Громко хлопнул в ладоши.

– Кэти!

Никакой реакции. Похлопал ее по щекам, сначала осторожно, потом сильнее – даже румянец выступил. Кэти Уэбб лежала неподвижно, с ничего не выражающим лицом. Ей продолжал сниться сон. Затем я прикрепил ей на голову электроды и запустил энцефалограф. Показатели были абсолютно нормальными. Низкоамплитудные волны говорили о спокойном сне.

У других наблюдалось то же самое. Можно было трясти их, бить по щекам, кричать, но пациентки не просыпались. Показатели энцефалографа были одинаковы у всех.

Убедившись, что ничего больше сделать не смогу, позвонил секретарше Мейтленда и попросил, чтобы сказала ему о моем звонке. Мейтленд перезвонил через двадцать минут. Я постарался объяснить ситуацию как можно спокойнее и внятнее, но растерянность так и прорывалась наружу. Когда я договорил, повисла затяжная пауза. Я уже решил, что связь прервалась.

– Хью, – позвал я в трубку. – Вы меня слышите?

– Да, – ответил он. – Слышу. Просто задумался. Я хочу сам их осмотреть. Приеду ближе к вечеру.

– А как же ваша жена? – спросил я.

– О ней хорошо заботятся, – ответил Мейтленд. – Все будет нормально.

В начале шестого, осматривая пациента из мужского отделения, я случайно выглянул в окно и увидел посреди вересковой пустоши две яркие фары. Быстро завершив дела, вышел в вестибюль. Мейтленд не стал утруждать себя вежливыми формальностями и сразу перешел к делу:

– Ну как, без изменений?

– Да, – ответил я. – Все то же самое.