Комната спящих

– Да, непросто будет.

– Не волнуйтесь. Я не собираюсь бросать вас на произвол судьбы, Джеймс. Случай чрезвычайный, так что я остаюсь.

Мейтленд сдержанно улыбнулся. Видимо, ждал, что я отвечу благодарностью, но я смог лишь коротко кивнуть. Уловив мое настроение, Мейтленд решил проявить заботу:

– У вас усталый вид, Джеймс. Сделайте перерыв. Увидимся после ужина.

Воздух на улице был свежим и холодным. Я закурил сигарету и стал смотреть на тонкий серп луны, время от времени заслоняемый набегавшими облаками. Море было спокойным. Я почувствовал, как мимо пронеслась летучая мышь.

После легкого ужина покинул столовую и снова спустился в комнату сна. Мейтленд включил все девять лампочек. Их конические абажуры отбрасывали на плиточный пол сливающиеся круги света. В первый раз я смог как следует разглядеть потолок. Он состоял из нелакированных досок, поддерживаемых массивными перекрещивающимися балками. Лишенная обычных теней и темных углов, комната сна стала казаться меньше. Теперь она уже не напоминала подземное святилище. Зачарованная атмосфера пропала, на смену ей пришло нечто гораздо более прозаичное.

Мейтленд был в комнате сна один. Видимо, отпустил медсестер. Ходил от кровати к кровати, мерил давление, пульс, температуру, делал записи. Селии Джонс делали электроэнцефалограмму, время от времени Мейтленд подходил к ней, чтобы проверить результаты. Меня он едва заметил.

Наконец повернулся ко мне и сказал:

– А-а, это вы, Джеймс. Идите сюда. У Селии Джонс очень любопытная картина. Полагаю, в дело вступил некий процесс, препятствующий пробуждению.

Я подошел и изучил амплитуду. Она была и впрямь необычна. Мейтленд продолжил заниматься делами. Он, кажется, совсем не тревожился за судьбу пациенток. Наоборот, совершенно неприлично оживился. Мейтленд был так поглощен работой, что, скорее всего, о жене за все это время даже не вспомнил.

Тут я сообразил, что всего несколько часов назад собирался увольняться. Однако теперь, во время кризиса, поднимать эту тему неуместно. Мейтленд будет в ярости, и я его понимаю. Но я не передумал. Решил уволиться, как только представится более удобный момент. Вдобавок, к стыду своему, было любопытно, что будет дальше.

Когда мы покинули комнату, Мейтленд продолжал фонтанировать идеями.

– Потрясающе! – говорил он. Затем более тихо прибавлял: – Просто потрясающе.

Я поднялся по лестнице и прошел мимо Хартли. Тот натирал перила каким-то маслянистым веществом. Я часто заставал его за этим занятием. Хартли поднял глаза и кивнул мне. Я чуть не спросил его о почерневшей резьбе. Интересно, что он об этом думает? Но у меня без того проблем хватало, да и Хартли разговорчивостью не отличался.

Поднявшись к себе, сразу направился в кабинет. Сидя у стола, вертел в пальцах ручку и размышлял о пациентках. Вспомнил их печальные истории. Это не какие-нибудь неодушевленные предметы, а живые люди.

А вдруг они не проснутся, думал я. Ни завтра, ни послезавтра, ни потом. Что, если пациентки так и останутся в этом состоянии на недели, месяцы, годы? Что с ними будет? Проблемы с сердцем? Инфекции? Инсульты? Вообще-то правильнее всего было бы перевести их в главную больницу, в Ипсвич, там у них больше аппаратуры и возможностей. Но Мейтленд ни за что не даст согласие. Он хочет наблюдать, тестировать, следить за результатами. Можно подумать, мы не лечим, а ставим эксперимент. Впрочем, так оно и было с самого начала. Мог бы догадаться раньше, как только прочел буквы «ЦРУ» на бумаге в папке Мариан Пауэлл.

Пытаясь упорядочить мысли, я решил записать их и полез в нижний ящик за блокнотом. Он был набит битком, пришлось достать несколько вещей, включая резерпин Палмера. Взял упаковку и сразу понял: что-то изменилось. Внутри ничего не перекатывалось. Я поднял крышку и заглянул внутрь. Там было пусто. Три белые таблетки исчезли.

Глава 19

На следующее утро Мейтленд вызвал меня к себе в кабинет. Он сидел за столом, усыпанным электроэнцефалограммами, книгами и листами бумаги, исписанными его характерным почерком. Папки, которые я тайком изучал, – те, что лежали в сером шкафчике, – теперь были навалены одна поверх другой около телефона.

– Всю ночь работали? – спросил я.

– Почти. Впрочем, около трех вздремнул полчасика. – Он указал на кушетку и снова взялся за бумаги. Казалось, Мейтленд должен был утомиться, но он, как всегда, выглядел ухоженным и жизнерадостным. Мейтленд только что побрился, от него сильно пахло одеколоном. Волосы сверкали от свежего слоя помады.

– Прошу, – приветливо пророкотал он. – Присаживайтесь.

– Как они? – спросил я.

– Без изменений, – ответил Мейтленд.

– Поразительно.

– Согласен.

Мейтленд показал мне необычные волны, которые обвел черными чернилами. Спросил моего мнения, затем сообщил, что уже заказал в Лондоне второй энцефалограф.

– Доставят днем. У меня есть подозрение, – продолжил он, ткнув в красные волны пальцем, – что в этом все и кроется. Если разные пациентки продемонстрируют одинаковые результаты, это будет наш первый шаг. Сможем подвести под феномен физиологическую базу.