Компас

Вид сверху и впрямь был волшебным — как на восходе солнца, так и на закате; резкий свет поочередно озарял храм Ваала, лагерь Диоклетиана, агору, тетрапилы[246] и амфитеатр; нетрудно представить себе восхищение англичан XVIII века, которые обнаружили этот оазис и привезли домой первые изображения Пальмиры — Невесты Пустыни: с их рисунков в Лондоне тут же были сделаны гравюры, которые обошли всю Европу. Бильгер даже утверждал, что эти репродукции легли в основу многих европейских неоклассических фасадов и колоннад в европейской архитектуре и что наши столицы многое заимствовали от пальмирских капителей, — так частица Сирийской пустыни подпольно утвердилась в Лондоне, Париже и Вене. Воображаю, с каким ликованием сегодняшние грабители вывозят оттуда могильные барельефы, плиты с надписями, статуи, чтобы перепродать их бессовестным покупателям, да и сам Бильгер, не будь он таким одержимым, не отказался бы приобрести эти крохи, вырванные у пустыни, — в сирийской катастрофе снаряды и автопогрузчики сменили кисточки археологов; рассказывают, что разорители сбивают древние мозаики отбойными молотками, что по мертвым городам и селениям Евфрата разъезжают бульдозеры, и все более или менее интересные древности продаются в Турции и Ливане; они стали такими же скрытыми природными ископаемыми, как нефть, и, подобно ей, сделались источником наживы. Когда мы были в Иране, в горах близ Шираза, один странноватый молодой человек предложил нам купить мумию — прекрасно сохранившуюся мумию из Луристана, со всеми ее бронзовыми украшениями, пекторалями и оружием; мы не сразу даже поняли, что́ он нам предлагает, настолько несовместимо было это слово — мумия — с горной деревушкой; «А на что нам эта мумия?» — спросил я его и услышал в ответ: «Это красиво, это полезно — ее можно перепродать, если понадобятся деньги»; парень (на вид ему было не больше двадцати лет) даже брался доставить нам ее в Турцию, и, поскольку разговор затягивался, Сара нашла весьма интеллигентный способ избавиться от этого назойливого продавца, сказав: «Мы считаем, что иранские древности должны оставаться в Иране, Иран — великая страна, которой нужны эти древности, мы не хотим делать ничего, что повредило бы Ирану»; этот патриотический душ слегка охладил пыл доморощенного археолога, вынужденного признать нашу правоту, даже если он не совсем поверил в столь неожиданную честность двух иностранцев. Глядя вслед парню, уходившему из маленького сквера, где он к нам пристал, я на какой-то миг вообразил, как эта мумия, этот древний почтенный труп, пересекает Загрос[247] и горы Курдистана на спине осла, добирается до Турции, а затем до Европы или до США — эдакий незаконный иммигрант двухтысячелетнего возраста, проделавший тот же опасный путь, что армия Александра Македонского или нынешние иранцы, спасающиеся от режима.