«Компашка», или как меня выживали из СССР

Жить бы и радоваться. Впрочем, я и радовался. Куча дел свалилась на меня. Процесс преодоления трудностей придавал задору и тешил амбиции, хотя трудностей оказалось превеликое множество. Надо было достать в Москве участок дня строительства, и я вдруг с ужасом обнаружил, что вокруг участков орудует чуть ли не банда во главе с лауреатом Ленинских премий Посохиным. Надо было выбить в бюджетных органах штатные единицы для будущих сотрудников, и вдруг выявилось, что всё совсем не просто, ибо в Госплане есть особое на этот счет мнение: в Москве штаты не раздувать. Наши планы могли рухнуть еще и потому, что существовало много категорий оплаты научных сотрудников институтов, и Госкомтруд, ведавший этими вопросами, стремился выделить новым институтам низкие категории. Большинство руководителей вновь создаваемых институтов изначально не могли перешагнуть через этот барьер, а затем хорошие ученые не соглашались идти работать в эти институты из-за сравнительно низкой зарплаты. Возникли трудности и с Обнинским филиалом. Секретарь Обнинского горкома партии, которого, оказывается, вообще за глаза звали Иваном Грозным, уже не слушал Брежнева, а слушал Суслова, а тут я узнал, что Суслова то ли не было на Политбюро, когда постановление принимали, то ли он тогда смолчал, а теперь втихаря хочет спустить его на тормозах. И пошло, и поехало…

С утра я садился в машину и начинал объезжать ведомство за ведомством, ибо Турбину до этих «мелочей» дела не было, он целыми днями сидел в ВАСХНИЛе и только требовал от меня отчетов.

Мне удалось достать участок для строительства института, договориться о подрядчике, выцарапать для работы в Москве первые 120 единиц численности сотрудников (пусть те, кто не знают этого бюрократического термина, поверят мне на слово — из-за этой численности тоща ломали голову многие), добиться высшей категории зарплат, утвержденной Комитетом по труду и заработной плате. Каждый день заставлял искать ответы на новые бюрократические заковыки, но чудо материализовалось: примерно через полгода институт мог начать функционировать.

Очень помогли в тот момент хорошие отношения с многими сотрудниками аппарата ЦК КПСС — с заместителем заведующего Отделом сельского хозяйства ЦК Юрием Васильевичем Седых, ответственными сотрудниками сектора научных учреждений этого отдела Леонидом Петровичем Кормановским и Леонидом Ивановичем Бабенко, заведующим сектором зернового хозяйства, Владимиром Григорьевичем Козловым, с которым мы были знакомы еще со студенческой поры, с заведующим сектором философии Отдела науки ЦК КПСС Николаем Варфоломеевичем Пили-пенко. Я несколько лет считался нештатным советником по вопросам молекулярной биологии и генетики секретаря ЦК КПСС Ф Д. Кулакова, готовил для него докладные записки о положении дел и новых открытиях в биологии на Западе, поэтому мне удавалось легко попадать на приемы к упомянутым выше сотрудникам, которых я, со своей стороны, считал и считаю людьми много работавшими, хорошо знавшими трудности в стране и старавшимися их преодолеть, а потому заслуживавшими уважения. Часто один звонок любого аппаратчика как по волшебству открывал двери высоких кабинетов, где их обладатели вдруг начинали с вниманием и благожелательностью тебя выслушивать и легко шли навстречу.

Наш институт должен был стать первым молекулярно-биологическим учреждением, предназначенным для теоретической разработки проблем, из решения которых вытекали бы рецепты для улучшения сельскохозяйственного произвол-ства. Мы полагали и смогли в этом убедить членов Политбюро — тогдашнего заместителя Председателя Совета Министров СССР Д. С. Полянского и секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству Ф. Д. Кулакова, — что важно сейчас же начать разработку этих проблем.

Центральным направлением, как я тогда думал, должна была стать генная инженерия растений. Это сегодня слова о генно-инженерных подходах тривиальны, как лапоть. Тогда же генная инженерия только зарождалась, границы ее возможностей были размытыми и неясными, шли споры о том, морально или аморально вторгаться в святая святых организмов — их генную структуру — и что-то туда добавлять или, наоборот, что-то ненужное, а порой вредное удалять.