Комплекс Чебурашки, или Общество послушания

В современной городской культуре семья предъявляет таланты своего ребенка, чтобы похвастаться, но не более того. Это неосознанное хвастовство возможно, поскольку культурный запрет на честное бахвальство закладывается в нас довольно рано. Что касается нашего моцарта, то он вырастет и станет взрослым, и, поимев уже в своем опыте некоторое количество талантов и достоинств, он в лучшем случае будет скрывать и стыдиться их, в худшем – не осознавать их. Как только у него появятся дети, культура предложит и вовсе забыть об этих достоинствах. Теперь главная задача – реализоваться как родитель. В принципе, для этого не надо ничего изобретать, потому что механизм уже создан. Мы проецируем, таким образом, свои воображаемые достоинства на собственных детей, по определению обрекая их на несоответствие возложенной на них высокой миссии, ведь далеко не все оказываются талантливыми в музыке, рисовании и т. д. Узнать о собственных дарованиях шансов у детей не много: желая быть любимыми, они понесут бремя родительских нереализованных чаяний.

Инна Веселова. Чебурашка в патрон-клиентских отношениях современной России

Интерес к персонажу советского детства возник у меня неожиданно вследствие профессиональной ошибки «в поле». Ошибка обернулась недоумением, недоумение – любопытством. Постепенно Чебурашка предстал в моих глазах в своей символической ипостаси – аккумулятором смыслов для людей, которые знакомы с этим героем с детства или которые знакомят с ним своих детей. Милый персонаж на глазах терял художественные черты имени собственного, превращаясь в нарицательную сущность.^[105] Облик и содержание Чебурашки значительно трансформировались на протяжении очень короткой для символа, менее чем полувековой, биографии. Обращусь к истокам своего интереса – записям полевого дневника.

Летом 2008 года мы с коллегами работали в крупном селе Мезенского района Архангельской области. Однажды мне пришлось брать интервью у одного из местных жителей. Надо сказать, что оно было обречено на неудачу. Не хотела я его брать у этого собеседника. Пожилой балагур со скользкими шутками, встреченный в деревенском магазине, был последним из тех, с кем мне было интересно разговаривать. В селе я уже работала до этого и знала, к кому обращаться – тут жили целые семьи знатных песельников и гармонистов, причетницы, талантливые деревенские поэты, краеведы с фундаментальными собраниями документов, потомки староверов, сохранившие книги и память об обычаях родителей. Другими словами, было с кем и о чем говорить фольклористу в этом селе.

Целую неделю мне удавалось под благовидным предлогом избегать настойчивого приглашения балагура в гости – А. И. обещал показать свои почетные грамоты и дом, поведать о своей жизни и успехах. Местные жители снисходительно относились к навязчивому поведению земляка, но предупредили нас, что он болтун и верить нужно не всему сказанному. В конце концов А. И. зашел за нами и сообщил, что хозяйка второй раз греет самовар, мезенская семга на столе. Отступать было некуда.

На втором этаже огромного старинного дома был накрыт стол с никелированным самоваром, большими тарелками семги, хлеба, пряников. Маленькая сгорбленная хозяйка с трудом перемещалась от печи к столу. По всему было видно – гостей ждали. Я испытала приступ чувства вины от того, что так долго и высокомерно отказывалась от встречи с радушными хозяевами. Несколько удивляло то, что А. И. настаивал именно на моем начальственном присутствии, хотя ходили к нему брать интервью студенты.

То, что поработать не получится и задавать вопросы бессмысленно, мы с коллегами-студентами поняли в первые минуты. Хозяйка слышала нас, но пока думала над ответом, хозяин успевал громко возобновить риторический период, прерванный вопросом. Правда, он содержания вопросов не слышал – у него был заготовлен спич. А. И. то вставал по стойке смирно и читал наизусть сочиненную им когда-то речь, посвященную годовщине Победы в Великой Отечественной войне, – речь была газетно гладка и безупречно бессмысленна. То рассказывал о своих трудовых подвигах – в монологе он поднимался по карьерной лестнице от колхозника до главного советчика областных начальников (односельчане же говорили, что самым ответственным поручением А. И. была утренняя побудка к работе посредством громкого стука по железяке). А. И. читал вслух и с выражением любимый сборник предсмертных писем партизан. Учил нас играть в шахматы, показывая, как ходят фигуры, – подготовленная доска стояла в соседней комнате. Краем уха, наконец, услышав от нас про молитвы и обетные кресты, А. И. резко сменил направление своей биографии и из успешного и востребованного пропагандиста (по его словам, ни одного митинга за всю жизнь не обошлось без его участия) переквалифицировался в миссионера – оказалось, это он всех научил здесь креститься и молиться, и поставленным голосом продекламировал скомпилированную тут же молитву.