Стоит обратить внимание на то, что советский свадебный ритуал кроится специальными комиссиями по лекалам советской елки. Средствами театрализации и костюмирования ритуальные специалисты должны добиться эмоционального эффекта, но отнюдь не социальной успешности. Женихи и невесты 1960-х, рожденные в 1930–1940-е годы, уже прошли елочные ритуалы и овладели приемами театрализации, а значит, для них торжество будет узнаваемо. Советский свадебный ритуал наследует методические разработки советской елки, и белое платье невесты восходит не столько к бальным дореволюционным прототипам, сколько к Снегурочкиному костюму. Круговоротом белизны в социуме можно объяснить дальнейшую судьбу свадебных платьев, перешиваемых на Снегурочкин наряд дочке.
Однако образ Снегурочки – это не только внешняя оболочка белоснежного костюма, это еще содержащийся в ней поведенческий и ценностный шаблон, или этос. С одной стороны, культурой в лице своих вольных или невольных агентов (воспитателей, родителей, медиа) у девочек дошкольного и младшего школьного возраста фабрикуется мечта – быть Снегурочкой на детском утреннике, с другой – создается условный рефлекс: мечту можно осуществить, победив в соревновании. Главное условие победы в этом соревновании – соответствие проекту «хорошей девочки». Быть Снегурочкой в детском саду и быть невестой – и то, и другое объединяет вживленный чип страстного желания сыграть эту роль. «
Похоже, что Снегурочка советских новогодних елок создала женский этос, весьма далекий от советского официального идеала женщины: труженицы – ученого – космонавта – ударницы. От ударницы остается соревновательность. Выигрыш этого соревнования – женская успешность, правила игры – нормы «хорошей девочки» (послушание, миловидность, исполнительность, дисциплинированность).
Однако созданный конструкт не имел бы столь мощного воздействия на личностные сценарии поведения, если бы для его усвоения не имелось почвы в коллективном бессознательном, создаваемом сказками, мифами, медийными образами.
Краткая история Снегурочки
1. Фольклорная Снегурочка
Известно, что прототипом персонажа пьесы А.Н. Островского стала Снегурка – персонаж народной сказки про девочку, слепленную из снега пожилыми родителями.[154]
Сказка о Снегурке была упомянута А. Н. Афанасьевым в фундаментальном исследовании «Поэтические воззрения славян на природу». Вариантов этой сказки, судя по указателю, известно достаточно много. Типологически эта сказка близка сказкам о «неправильно сделанных детях» – Колобке, Глинышке. Однако сказка о Колобке относится в указателях к сказкам о животных, а о Снегурке – к волшебным. Тем не менее эти сказки объединены не только рукотворностью происхождения главного героя, но и его гибелью. Речь, таким образом, идет о сказках с несчастливым концом, что не свойственно волшебным сказкам. По структуре сказки о Снегурке не укладываются в тип волшебных.[155] Смертность детей из теста, глины или снега, сотворенных пожилыми родителями, чрезвычайно высока.Полагаю, что, как и все остальные сказки, этот сюжет представляет собой словесную метафору обряда. В.Я. Пропп доказал в «Исторических корнях волшебной сказки», что большинство волшебных сказок по сюжетам, мотивам и символике восходят к инициационным обрядам. Сказки о Колобке и Снегурке, возможно, имеют ритуальный контекст в обрядах детского возраста – трансформирующих нечеловеческую природу новорожденных в человеческую.[156]
Снегурка из народной сказки тает, рассорившись в лесу с подругами. Гибелью оборачивается досрочный выход из дома и любопытного Колобка, и злобного Глинышка (съевшего «баб с граблям, мужиков с косам»), и обидевшейся Снегурки. Все эти искусственные дети не справляются с испытаниями вне дома. Таяние Снегурки народной сказки в отличие от ее драматургической или оперной тезки никак не связано с чувственными, эротическими переживаниями.