Компромат

— Новый плащ — это не показатель.

— А что в таком случае показатель? — возмутилась дочь. — Я, представь себе, хочу жить так, чтобы и дом был полная чаша, и шмотки красивые, и машина чтобы была дорогая!

— Как надоело! Что ж ты все о шмотках? Разве они могут быть целью жизни?

Мать и дочь отпрянули друг от друга, будто и не было никакого перемирия.

— Чтоб я больше не слышала, что ты с какими-то кавалерами шляешься, — сказала Клавдия.

— Не услышишь, — пообещала Лена. — Я буду прятаться.

— Не смей так с матерью разговаривать!

Все запустилось бы по новому кругу, если бы в этот момент у входной двери не началась какая-то неясная возня.

Клавдия и дочь удивленно поглядели друг на друга.

— Это еще кто? — высунулся из комнаты Максим.

Ключ пытался войти в скважину, но не попадал.

— Неужто папа надрался? — предположил сын.

— Не смей так отзываться об отце, — тут же отреагировала Клавдия, впрочем, не очень уверенно. Федор никогда не напивался до свинского состояния, но кто знает, может, это и произошло.

— Я открою, — сказала Лена.

— А вдруг это вооруженный бандит? — скорчил страшную рожу Максим.

— Глупости! — фыркнула Клавдия. — Я сама открою. А ты, — распорядилась она, обернувшись к дочери, — чисти зубы, чтобы отец, не дай Бог, сигаретного запаха не учуял.

И она направилась к входной двери.

Только она приоткрыла дверь, как тяжелое тело с шумом повалилось на нее. Клавдия еле успела отпрыгнуть в сторону.

— Ну, что я говорил!.. — засмеялся Максим.

— Феденька… — растерянно пробормотала Клавдия, наклоняясь над мужем.

Кожаная куртка — новая еще, вполне хорошая куртка, в ней бы ходить еще да ходить, — была заляпана грязью.

Сухие веточки торчали из всклокоченных волос Федора.

Клавдия осторожно коснулась пальцами мужниного затылка.

— У-уу!.. — промычал муж.

Клавдия повернула к себе его лицо и замерла в ужасе.

Федор Иванович не был пьян.

Он был избит — да как!

Правый глаз сплошь заплыл, бровь была рассечена. Из носа текла кровь. Лицо было покрыто ссадинами и царапинами.

— Го…Господи… — прошептала Клавдия, а затем, поглядев на сына, крикнула: — Чего стоишь? Вызывай «скорую»! Быстрее!

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Суббота. 1.02–2.37

Покуда Максим накручивал диск телефона, Клавдия перетащила мужа в спальню и уложила на кровать.

Федор Иванович слабо постанывал.

Казалось, он не знает, что находится уже дома.

На всякий случай Клавдия все-таки принюхалась, приблизившись к лицу мужа: спиртным не пахло.

Впрочем, она ни на минуту не сомневалась в том, что муж не участвовал в пьяной драке.

С той поры как на паях с друзьями, такими же, как и он, безработными, Федор Иванович открыл автослесарную мастерскую, глава семейства стал вести весьма благонравный образ жизни.

Он уже спокойно реагировал на выпады оппозиционных газет (хотя по-прежнему тщательнейшим образом изучал их каждое утро) и удерживался от ехидных комментариев по поводу публикаций в околоправительственной прессе.

Однажды за ужином, ни с того ни с сего, он стал развивать мысль о пользе частного предпринимательства. Домочадцы и сосед Илья, который в тот день опять напросился к ним на харчи, застыли с вилками у открытых ртов и прослушали пламенный спич во славу капиталистического способа производства и рыночной экономики.

Правда, к тому времени, как позже выяснилось, Федор Иванович вовсю обсуждал с приятелями вопрос об открытии собственного магазина автотоваров.

Справедливости ради надо сказать, что причина, побудившая Федора Ивановича заняться частным предпринимательством на ниве торговли машинами и запчастями, коренилась не в нем самом. В роли причины, как ни странно, выступил Серега Ерыкалов, молоденький ученик Дежкина, который после закрытия завода тоже остался без работы.

В отличие от Федора Ивановича, который от нечего делать читал газеты, Серега их продавал.

Благодаря этому они и столкнулись однажды в переходе метро: бывший учитель и бывший ученик, покупатель и продавец.

— Ты чего это, Серега? — удивился Федор Иванович. — Рабочий класс, а в спекулянты подался!

Ерыкалов вздохнул:

— Зарабатывать надо, Федор Иванович, а нечем…

— Как это нечем? — оскорбился бывший учитель. — Зачем же я столько времени на тебя тратил? У тебя же руки золотые!

— Золотые-то они золотые, — не стал спорить бывший ученик, — да вот только никому не нужны.

— Ерунда, — сказал Федор Иванович. — Иди слесарить к нам в мастерскую. Пойдешь?

— Не-а, — честно отвечал Ерыкалов. — Мне теперь бизнесом интереснее заниматься.

— Какой же это бизнес, — газеты перепродавать, — усмехнулся Дежкин.

— А я опыта набираюсь, — не растерялся Серега, — как наберусь, большое дело раскручу. Торговля, Федор Иванович, двигатель прогресса. Не зря люди это говорят.

— Тьфу ты! — в сердцах сплюнул Дежкин и пошел прочь.

Он хотел выбросить из головы всю эту историю, да только мысль о том, что бывший ученик — любимый ученик! — переминается с ноги на ногу с пачкой газет в подземном переходе, не давала покоя.

Федора Ивановича так и распирало желание доказать неоперившемуся пролетарию, насколько важна его профессия в новой ситуации.