Компромат

— Однажды я совершенно случайно заснял мафиозную разборку, — Подколзин склонился над столом и доверительно заглянул Дежкиной в глаза. — Уж не помню, как меня занесло в тот заброшенный карьер. Короче, началась дикая пальба, разве что из минометов не молотили. Ну, я упал на землю, а камеру в вытянутой руке держал. Страшно — жуть. Хорошо, меня не заметили, иначе бы мы сейчас с вами здесь не сидели. Ну, я дождался, пока братки между собой окончательно разобрались, и не долго думая прямиком в редакцию. Мне сказали, что репортаж пойдет в вечернем выпуске новостей. Еще бы, материальчик-то о-го-го! А главное — лица этих ублюдков видны, я трансфокатором близко-близко наехал. Ну, включаю вечером телевизор — хренушки, дупель пусто. Звоню в редакцию, а мне с деланным удивлением: «Какой еще репортаж?» И так внятненько, явно давая понять, чтоб я больше не возникал: «Не было никакого репортажа!» И попробуй что докажи, копию-то я не успел сделать. Наверное, в кадре мелькнула какая-нибудь известная рожа, вот наши отважные работнички и не захотели связываться. А надо мной потом вся редакция смеялась, мол, Подколзин до белой горячки допился. И теперь у меня железное правило: отснял материал — мгновенно сделал копию, отснял — копию. Приходилось башлять местным монтажерам до тех пор, пока я не поднакопил деньжат и не купил себе второй «Бетакамчик». Получилось что-то вроде простенькой домашней студии.

— Так, значит… — у Клавдии от волнения даже дыхание перехватило, — вы успели сделать копию?

— И не одну, — с гордостью ответил Подколзин. — Привычка — вторая натура!

— Что же вы молчали?

— Так вы же не спрашивали.

— И я могу взглянуть на пленку?

— Почему нет? Но вряд ли в этом есть смысл… — Михаил заглянул в стакан, но там уже не было ни капли джин-тоника. — Поверьте, пленка ничего вам не откроет. В ней нет ничего такого, за что разумно было бы ударить меня дубинкой по лицу, нацепить вам на голову мешок, да еще и отколошматить вашего мужа.

И все же Дежкиной удалось уговорить Подколзина показать ей видеозапись митинга. Оставив Клавдию в баре, он сбегал куда-то наверх и выяснил, что через несколько минут у одной из засевших в монтажных творческих групп будет обеденный перерыв. Монтажер оказался хорошим приятелем Михаила и позволил ему занять пустующий пульт, даже не потребовав соответствующего вознаграждения.

Первое, что Клавдия увидела на мониторе, — была она сама. Крупным планом на фоне развевающихся красных знамен. Причем Клавдия была настолько увлечена происходящим вокруг, что не заметила, как Подколзин включил камеру и, проверяя работу трансфокатора, направил черную глазницу объектива прямо на нее.

— Боже, какая я ужасная… — скривилась Дежкина. — Я и не подозревала, что у меня такое отталкивающее лицо. Что за глупое выражение? Что за дурацкая улыбочка?

— Да уж, фотогеничности маловато, — бестактно согласился с ней Михаил.

— Мишенька, скажите честно, я и в жизни такая же страшная?

— Вы набиваетесь на комплимент, — улыбнулся Подколзин. — Не горюйте, у вас нормальная реакция человека, который в первый раз увидел себя на экране. Вон, посмотрите на вашего придурковатого коллегу. (В это время в кадр попал Веня Локшин.) Видеозапись немножко размывает черты, понимаете?

— Понимаю… — тихо сказала Клавдия, но легче от этого ей не стало. — Это самое начало?

— Да. Промотать?

— Не надо. — Дежкина подсела поближе к мерцающему экрану монитора.

— У нас всего час.

— Знаю. Успеем.

Поначалу камера нервно дрыгалась из стороны в сторону (вероятно, Подколзин поудобней пристраивал ее на плече) и лица митингующих сливались в единое клокочущее пятно. А вот голоса были слышны отчетливо.

«Такой вы уже нигде ни за какие деньги не купите, а я вам уступлю по дешевке. Портрет юного Ильича».

Точно, именно в этот момент к ним подходила тетка в нелепой фиолетовой шляпе с петушиным пером и предлагала значок с изображением вождя мирового пролетариата в младенческом возрасте. Но в кадр она не попала, Михаил переключил тогда все свое внимание на импровизированную трибуну.

«Закурить не найдется?»

Дежкина сразу вспомнила здоровенного верзилу. Кажется, он был в потертой куртке из плащевой ткани.

«Вопрос власти — коренной вопрос любой революции! Наши идейные противники…»

Ага, это понеслось с трибуны. Истерично орут в мегафон, аж уши закладывает. И толпа отвечает восторженными возгласами и радостными криками.

Вот на постамент поднимается священник, простирает к народу руки и хорошо поставленным голосом затягивает:

«Дети мои! Возблагодарим Господа!..»

— Паноптикум… — Подколзин приглушает звук. — Они бы еще слона притащили.

— Мишенька, а зачем вы так странно снимаете? — осторожно поинтересовалась Дежкина. — Скачете, скачете… Ничего конкретного, только какие-то не связанные между собой обрывки… Не лучше ли было снимать плавненько, красиво?

— Типичная точка зрения дилетанта, — улыбнулся оператор. — Это же рыба!

— Рыба? — не поняла Клавдия.