"Компульсивная красота": от Бретона к Бунюэлю

Что касается второго проекта, то мне как стихийному формалисту он представляется особенно привлекательным, но и особенно сложным. Можно было бы даже сказать — бесперспективным, поскольку, как мы уже выяснили, сюрреализм всем своим существом сопротивляется формальному анализу. Но это касается лишь формализма в узком понимании. И, пожалуй, в последние годы перспектива подобного прочтения ясно вырисовывается на горизонте вместе с возрождением и одновременно ревизией формалистической парадигмы в контексте новейшей философии — объектно-ориентированной онтологии и других форм философского реализма. Недаром Майкл Фрид (ведущий критик-формалист второй половины XX века, многократно раскритикованный критиками-постмодернистами) является главной фигурой, к которой обращается Грэм Харман в своей недавней книге «Искусство и объекты» — обращается с критикой, но вместе с тем и с глубоким пиететом.

Есть очевидное сродство между формализмом в версии Шкловского и Тынянова, Клемента Гринберга или Майкла Фрида, с одной стороны, и ООО [объектно-ориентированной онтологией — примеч. ред.], а также близкими ей направлениями современной философии — с другой. Основной для него служит понимание произведения искусства как автономного объекта, несводимого к своему контексту, к социальным, политическим, психологическим, биографическим и прочим факторам, а также стремление каким-то непрямым образом приблизиться к тайной жизни вещей-в-себе. И этот второй момент указывает на параллельную близость между упомянутыми философскими направлениями с их, как выражается Харман, weird-формализмом, и сюрреализмом с его репутацией weird-модернизма: например, его завороженностью странными объектами, обнаруженными на блошином рынке (как знаменитая ложка-туфелька Бретона) или сконструированными художником (как «символические объекты» Альберто Джакометти или куклы Ханса Беллмера); его концепцией конвульсивной красоты, когда вещи одновременно оборачиваются знаками; его пристрастием к заброшенным местам и предметам (как в «Парижском крестьянине» Арагона или в ящиках Джозефа Корнелла — гениального американского визионера, продолжателя дела сюрреалистов); его интересом к непохожим и в то же время чем-то до жути похожим на нас живым организмам — насекомым, ракообразным, моллюскам (как в фильмах Жана Пенлеве или «Богомоле» Роже Кайуа).

Вещи в сюрреализме часто действуют как некие активные сущности, или акторы, вступающие во взаимодействие с нами и между собой помимо нашей воли и по ту сторону нашего контроля. Да и сам субъект обнаруживает в себе импульсы, остающиеся темными и непостижимыми для него самого. Думаю, в ближайшее время стоит ждать появления «реалистического» (в философском смысле), объектно-ориентированного, неоформалистского толкования сюрреализма.

Источник: Сеанс, 03/06/2022 (https://seance.ru/articles/compulsive-beauty)