— Под утро было, мы спали на отшибе, кому по хозяйству, кому на охоту рано подниматься. Тут эти… Тихо пришли, они тихо могут когда надо. Без разбору начали всех кромсать, никто понять ничего не мог, не отбивались даже, кричали только страшно.
— Вас, надо полагать, не заметили?
— Заметили, но не сразу, — говорит Голец. — Пошли за нами, да только урманам в чужом лесу как корове в темноте, а я там каждый куст знал, ушли легко.
— Тихаря уже с вами тогда не было?
— Дней пять уж как не появлялся.
— А серебро?
— Серебро сразу как достали они со Лбом и Шоей увезли куда-то на лошадях. Атаман сказал, пусть оно отлежится, шум уляжется, время придет, сам он посчитает и поделит всем по-честному.
— И вы ему поверили? — спрашиваю серьезно, еле сдерживаясь, чтобы не заржать над полоумными лесными бандитами.
— Поверили, — мрачно говорит Жила. — Ему попробуй не поверь…
— Ясно все с вами, — говорю. — Надо полагать Лба и этого, как его… Шою больше вы не видели?
— Тихарь их прикончил, пришел, рука левая разрублена до кости, сказал, они вдвоем напали на него, хотели серебро умыкнуть. Рану ему обиходили, он день отлежался и ушел с концами.
Какой занятный персонаж этот Тихарь. Прямо грозный и коварный капитан Флинт из знаменитого романа про пиратов. Скрысил от соратников сокровища, свидетелей порешил. С бандой своей бывшей с помощью наемников урманов расправился. Пятеро ушли, так это не беда, достанет со временем, не сам, так чужими руками. Я всплыл из небытия, тоже не страшно — ножик в темноте мне в спину и всего делов.
Стоп!
Я все это время думал, что нож в меня на сеновале швырял боярский сынуля Бур или кто-то с его подачи. Отомстить разбойнику за лишения и тому подобное… Но теперь понимаю — вероятнее всего не Бур это, не было у него на то полномочий, папаша бы его на своей бороде повесил за эдакое самоуправство.
— Значит, говоришь, знаешь где примерно может отсиживаться Тихарь, — снова обращаюсь к Клюю. — И серебро все еще при нем?
— Ну, руку бы на отсечение я не дал, но попробовать найти можно, — отвечает Клюй в глаза мне глядя. — Если он там, то и серебро с ним. Он людям должен долю отдать за наводку, ждет когда придут. Это все, что я знаю.
— Добираться долго?
— Сегодня выйдем, к завтрашнему полудню придем, недалече тут.
— Понятно, — говорю. — Голец, за мной в лодку, живо!
Глава одиннадцатая
Повинуясь минутному порыву, хочу взять с собой Мишу. Вот так, сгонять за ним и взять на дело. И Бура с братцем неплохо было бы прихватить, для наглядности. Но, поразмыслив, решаю — не успеем. Туда-обратно это часов пять как минимум, выходить придется в ночь, на прибытие к полудню следующего дня можно не надеяться. Тот, кто явится к Тихарю за долей добычи будет не один, это очевидно. Наша задача прийти первыми. Если будем терять время, то можем опоздать. Если уже не опоздали.
Командую Гольцу отбой, всем остальным — собираться в поход. С одним опальным атаманом мы уж как-нибудь справимся, а если он не один? А если нарвемся на тех самых урманов? Поэтому надо брать все оружие, какое только может пригодиться.
Оружие и доспехи они называют одним емким словом — зброя. Как и говорил до этого Голец вся путная зброя пропала вместе с участниками бандформирования в приснопамятной ночной резне, учиненной урманами, в распоряжении разбойников теперь один лишь хлам, выуженный из всех сокровенных уголков базы. Мне как атаману все же находят единственную оставшуюся кольчужку, жиденькую, едва достающую до середины ляжек, но все лучше, чем никакой. Поверх нее предлагают надеть на выбор кожаную безрукавку с нашитыми на грудь железными пластинами или такую же куртку с рукавами. Отказываться от лишней защиты мне кажется не разумным, будь моя воля еще бы нацепил что-нибудь попрочнее. Выбрал куртку с рукавами, но сразу надевать ничего не стал — жарко и тяжело будет идти.
В самый разгар экстренных сборов, посреди общей суеты ко мне подгребает Клюй. Отзывает в сторонку.
— Горю неплохо бы успокоить сразу, — говорит. — Чтоб не переживал сильно и не испортил нам чего. Как думаешь?
Намеки я давно научился понимать с полуслова. Нахожу Щура, ставлю задачу увести под любым предлогом Горю в лес да и потерять там незаметно и желательно навсегда.
Не разговорчивый Щур после нашей первой и единственной словесной стычки, а особенно после моего самовыдвижения в атаманы волком больше не глядел, но и расположения особого не проявлял. Я не без оснований считал его лучшим бойцом в нашей маленькой бригаде (после себя, разумеется) и столь ответственное задание мог поручить только ему.
Иного выхода я не видел. Не хватало мне еще восстания где-нибудь на ночном привале, когда двое против одного. Не уж, увольте, лучше так, чем с булькающей кровью глоткой лесной дерн ногтями царапать…