Кому светят звезды

Снабжение блокированной фашистской группировки было возможно лишь морем, поэтому Либавская военно-морская база с ее пятью удобными гаванями являлась становым хребтом всей «курляндской крепости». Сюда поступала помощь — оружие, боеприпасы, люди. Наша авиация в этих условиях стала тем мечом, который мог быстро и надежно перерезать морские артерии, питающие группировку. Но и гитлеровцы, понимая опасность наших ударов с воздуха, старались наладить противовоздушную оборону. Советским самолетам приходилось летать издалека, фашисты успевали засечь их на маршруте и привести в готовность зенитные средства, поднять в небо «мессеры» и «фоккеры».

Крепким, очень крепким орешком был порт Либава для нашей авиации. При налетах гибли штурмовики, пикирующие бомбардировщики, торпедоносцы. Эскадрилья Вологдина за два вылета потеряла три самолета, две машины вернулись с пробоинами и вмятинами на броне, их пришлось ремонтировать.

В ноябре и декабре сорок четвертого Балтика погнала к берегу густой туман, «илы» застряли на аэродромах.

С наступлением морозов ненастные дни в Прибалтике прекратились. Но либавский орешек по-прежнему оставался неразгрызенным.

«Кто армию имеет, тот одну руку имеет, у кого есть еще и флот, тот имеет две руки». Эта старая петровская истина снова стала актуальной в неумолчной сумятице боев в Курляндии. Чтобы вернее, надежнее действовали обе руки, мозг должен отдавать им четкие и ясные приказы. Потому-то командующий 1-м Прибалтийским фронтом генерал армии Баграмян и командующий Краснознаменным Балтийским флотом адмирал Трибуц в январе 1945 года встретились в литовском городе Паланге для координации совместных действий армии и флота.

Командующие наметили планы ударов по врагу, договорились о взаимодействии сухопутной и морской артиллерии и авиации. Трибуц предложил шире использовать в боях морскую авиацию и легкие силы флота. Военачальники побывали на строительстве базы для торпедных катеров в местечке Швентойи, где вместе трудились моряки флота и саперы фронта. Командующие определили, что еще надо сделать, чтобы полностью блокировать и обескровить фашистские войска.

…Важен был, очень важен для врага этот большой конвой. В Прибалтику на кораблях и судах шла хорошо оснащенная техникой боеспособная часть. С разных направлений и высот навалились на конвой «илы», сопровождаемые «яками». Истребители связали боем «мессершмитты», штурмовики через завесу заградительного огня кораблей атаковали транспорты.

— Я Второй! Третий, Четвертый, Пятый — атака! — передал Вологдин самолетам группы.

Четверкой легли на боевой курс, едва не цепляясь за судовые мачты. Так можно было ударить точнее. Сброшенные Михаилом бомбы попали в крупный транспорт. Две сотки на палубу другого судна положили его ведомые.

— Точно! Видел, накрыли! — крикнул Вологдину воздушный стрелок, заметив из задней кабины взрыв. — Молодцы мы!

«Отличный парень мой Долгов», — думал капитан.

…Когда судьба «курляндской крепости» — ее блокировали сухопутные войска и флот — была предрешена, флотские «илы» перебросили туда, где они были нужнее, — в Восточную Пруссию.

22

— Товарищ майор, я сержант Вологдина, — представилась вошедшая к командиру штурмовой эскадрильи Гусеву молодая стройная женщина в отлично подогнанной морской форме.

Майор встал и, сразу поняв, что перед ним жена его заместителя, все же спросил на всякий случай:

— Вы жена капитана Вологдина?

— Так точно, товарищ майор!

— Может быть, прибыли в его распоряжение? — улыбнулся Гусев и жестом пригласил ее сесть. — Ваш муж должен сейчас подойти, — сказал комэск. — Подождем. Так вот вы какая! Давно о вас знаю со слов Михаила. Трудно было добиться перевода к нам?

— Трудно. И сейчас ничего не получается, не взяли в стрелки, на радиостанции приказали работать. А Михаил ничего и не знает ни о моей новой профессии, ни о новом назначении.

— Значит, сюрприз для него приготовили? — улыбнулся майор.

— Так точно. Сейчас сижу, дрожу, не знаю, как и встретит…

— Славный вы человек, Катюша, и настоящий друг. Михаил будет очень рад. Вот и сам он идет, — кивнул командир эскадрильи на окошко.

Вологдин шагал широко, чуть прихрамывая на левую ногу.

— Миша, Мишенька, родной мой… — шептала Катя, прижавшись лицом к стеклу, совсем не стесняясь Гусева.

Он уже подходил к землянке, а Катя все твердила его имя, не в силах сдвинуться с места, чтобы бежать навстречу. Михаил увидел жену, обрадовавшись, бросился к ней и сказал совсем не то, что, наверно, следует говорить в таких случаях:

— Откуда ты взялась? Почему в форме? Тебя призвали в армию?

— Так точно. Я радистка с сорок второго года. Теперь окончила курсы военных стрелков. С тобой стану летать!

В ответ капитан покачал головой:

— Не выйдет!

— Уже вышло, на полковой радиостанции буду работать, тебя всегда слышать.

Вечером в тесной вологдинской комнатке собрались вчетвером — Катя с Михаилом, комэск, инженер. Вологдины сели на застеленную байковым одеялом кровать, гости разместились на табуретках.

— В тесноте не в обиде, — сказал Иван Залесный, выставляя на тумбочку нехитрую закуску.