Кому светят звезды

«Фронтовые дороги — боевые дороги. Война идет повсюду, но прежде всего там, где может двигаться техника, — у дорог. Какой-то будет сегодняшняя дорога?» — размышлял Судин. Он думал о том, что должен преодолеть для доставки груза: лед и огонь. Не везде надежен тающий панцирь залива, а врага, скорее всего, можно встретить у перекрестка…

Спешили машины, наматывая на колеса километры. Ускоряли бег, когда попадали на гладкий лед, сбавляли скорость, преодолевая торосы. Позади был немалый отрезок пути, когда полуторки выскочили в район особенно больших торосов и резко снизили скорость. «Если это неприятное место проскочим, — решил старший лейтенант, — можно считать, что бог не выдал, фашистская свинья не съела… А что это впереди справа за снежные бугры рядом с торосами?»

На мысленный вопрос Судина ответили пулеметные трассы, потянувшиеся от бугорков к самой колонне. Длинная очередь ударила в правый борт ведущего автомобиля. Пули угодили в запор, и задний борт приоткрылся. Из пробитого мешка с крупой брызнули фонтанчики пшена.

— Быстро направо! — крикнул командир взвода Борисову.

Роман резко повернул руль. Машина заворачивала, скользя по льду, и с такой же скоростью, по той же дуге летели за ней струйки крупы.

Когда автомобиль Борисова отвернул, первой в колонне осталась полуторка Иванова. Антон нажал на акселератор, чтобы ускорить движение, но тут же сбросил газ и стал объезжать заметные на льду кучки пшена. Даже уходя от вражеского огня, ленинградский шофер не мог проехать по крохам продуктов.

В то время, когда краснофлотец Иванов отворачивал влево, пуля, влетев в проем дверцы (ее сняли, чтобы легче выпрыгивать, если проломится лед под машиной), обожгла моряку щеку. Антон подумал, что ему крупно повезло: ранение пустяковое.

Полуторка со счетверенным пулеметом приблизилась к вражеским огневым точкам. Судин и Борисов словно хотели прикрыть ею всю колонну от противника. И они прикрыли ее, только не грузовиком — огнем. По четыреста пятьдесят пуль в минуту выпускал каждый ствол пулемета, тысячу восемьсот — вся установка. Один из вражеских пулеметов умолк. Борисов двинул газик ближе к другим, еще живущим точкам.

Фашистские пули прошивали кузов и высекали изо льда водяные брызги. Последняя полуторка с «максимом», отстав от уходившей к Лавенсари колонны, приблизилась к командирской машине. Судин, на секунду прекратив огонь, махнул товарищам и крикнул: «Держать место в строю!» Он не знал, услышали ли его, но видел, что поняли, поспешили к безоружной колонне. Мало ли что впереди…

Замолчали и два других немецких пулемета. Или погибли их расчеты, или убедились враги, что не в их пользу сложился бой, укрылись за ледяными глыбами.

— Теперь подальше от проклятого перекрестка! — сказал командир взвода Борисову. — Мы наверху со вторым номером пробитые мешки переложим, чтобы зерно не сыпалось!

У острова колонну подстерегала новая опасность. Надо льдом гуляла вода. Невысокие волны рождались вдалеке от берега и торопливо бежали к нему, будто могли обогнать друг друга. Поднимающиеся из-под колес потоки воды ударялись о крылья машин и, журча, стекали. Угрожающе поскрипывал слабый весенний лед.

Два краснофлотца в резиновых костюмах, встретившие автомашины близ острова, шагали метров на тридцать впереди колонны. Моряки шли, показывая, что на дороге нет промоин и крупных трещин, но не могли сказать, выдержит ли полуторки с грузом тающий лед…

Старший лейтенант Судин доложил начальнику гарнизона острова о бое на «международном» перекрестке, о количестве доставленных продуктов.

Выслушав доклад, начальник обрадованно заметил:

— Продовольствия теперь до навигации хватит. — Помолчав, добавил: — Все же завтра надо послать трех человек собрать пшено со льда. Все, до крупинки.

— Мы это уже имеем в виду. Раненый шофер с полуторки подходил. Просил его послать, стало быть, — ответил Судин, не замечая, что повторил любимые слова подчиненного.

— Раненого? Зачем? Другие же люди есть! — недоумевая спросил начальник гарнизона.

— Рана легкая. Неопасная рана, — ответил старший лейтенант. — У раненого краснофлотца Иванова мать в Ленинграде от голода умерла. Рвется он за пшеном!

— Согласен. Послать таких, кто цену каждому зернышку знает!

Вскоре после Великой Отечественной войны появилась песня о военных шоферах, тех, что «вели машины, объезжая мины, по путям-дорогам фронтовым», но, наверное, за все годы боев только этой автоколонне, ее водителям довелось под огнем врага, рискуя собой, объезжать желтые кучки пшена на тающем льду.

Сыновья Очерк

У каждого моря свой цвет. Балтийское — серо-стальное, с седыми гребнями волн. Его нельзя не любить, каким бы ни было оно — спокойным, задумчивым или бурным, штормовым. Хорошо на Балтике в любую погоду. Даже сотканные из паутины дождя дни и туманные ночи имеют свою прелесть. Мне не раз говорили об этом старые моряки. Возможно, кто-нибудь думает иначе, но ведь характер и душу моря знают лишь те, кто сдружился и сроднился с ним.