Кому светят звезды

«Вот дела, пулеметы не подавим — рота не пройдет, наступление полка может сорваться, — думал Григорьев. — Поднять столб, пожалуй, быстрее, чем в темноте ножницы искать, проволоку резать да концы в сторону отводить. Осилю, не зря штангой занимался. Эх, была ни была…»

— Машин, — крикнул Александр помощнику. — По отделению на пулемет пошлешь. Я догоню.

Главный старшина сбросил гимнастерку, рывком разорвал ее по швам и обмотал тряпками руки. Когда на минуту погасли ракеты, он подскочил к высокому, окутанному проволокой столбу, обхватил суковатое бревно и стал его раскачивать.

Раскачав столб, Григорьев нагнулся и потянул его. От напряжения у главного старшины вздулись сосуды у висков, по лицу заструился пот. Медленно поползли вверх стальные нити.

— Братва, давай! — крикнул Александр. — Я держу.

Сильно пригнувшись, под проволокой прошел высокий сутуловатый Машин и, не оглядываясь, побежал к вражеским окопам. За ним поспешили другие.

На соревнованиях, если вес взят, бросай штангу. Сейчас надо было ждать, пока пройдет взвод. В какие-то мгновения вдруг промелькнули перед глазами Григорьева недавние довоенные соревнования. Тогда не удалось ему взять рекордный вес. «Теперь поднял столб, который тащила вниз проволока. Может, флотский рекорд побил», — усмехнулся главный старшина.

Острые шипы, словно разозлившиеся осы, жалили руки. Жгло грудь. Александру казалось, что дышит он раскаленным, обжигающим воздухом. «Продержаться, еще немного продержаться», — приказывал он себе. Стиснув зубы, главстаршина стоял, подняв тяжелое бревно. Над головой пронеслись огненные трассы. «Может, и убьют, да побольше бы наших прошло», — решил он. Но не слишком метко стреляли ошеломленные гитлеровцы.

Рванули гранаты, замолчали фашистские пулеметы. Григорьев крепче сжал столб, боялся выпустить его, подходившую роту задержать, видел — бегут к проходу моряки других взводов.

— Молодец! — на ходу бросил Силантьев и помчался вперед.

Увидев, что все прошли, Александр перехватил столб, перешел на другую сторону проволочного заграждения и с облегчением отдышался. Он догнал взвод, когда фашисты уже отходили. Не смогли они удержаться у дороги, когда с тыла зашла рота Силантьева.

Угас бой у дороги, еще раньше стих он у моря, где только наклоненный, вывороченный из земли, слегка раскачивающийся на хлестком ветру столб напоминал о ночной атаке. Тихо шептались друг с другом, шевеля вскинутыми к небу ветками, сосны, и говорили они, наверно, о моряках, об их отваге, какой никогда раньше не видел старый лес.

Приятно щурилось утреннее июльское солнышко. Оно, будто целительный бальзам, подсушило кровоточащие раны на руках у Григорьева. Он тоже улыбнулся солнцу. Эту улыбку отдыхавшего в сторонке главного старшины заметил Силантьев. Он подошел к командиру взвода, дотронулся пальцами до белоснежных бинтов на его руках и как-то просяще предложил:

— В санчасть бы вас, чемпион…

Силантьев знал о спортивных успехах подчиненного, помнил, что на последних соревнованиях Александр немного не дотянул до флотского рекорда. Сейчас для главстаршины это слово — чемпион — прозвучало признанием: превзошел он, по мнению командира, победителя первенства. И стало радостно, празднично на душе у моряка.

Главный старшина слегка наклонил голову, поднял к лицу руки и, глядя на них, словно показывая, что пустяковые у него раны, ответил:

— Разрешите остаться в строю, товарищ старший лейтенант, чувствую себя отлично. А ранки… До свадьбы заживут!

Русская смекалка

Владимир Поликарпович Гуманенко не любил длинных совещаний. И на этот раз, собрав командиров торпедных катеров и заслушав доклады о готовности к выходу, перешел к главному:

— Наша задача — нанести удар по фашистским кораблям в районе Гогландского плеса. Пойдут три катера во главе со мной. Выход — по моему сигналу. Вопросы?

— Все ясно, товарищ командир отряда!

— Тогда по местам!

Взревели моторы, и, высоко задрав форштевни, торпедные катера понеслись навстречу бою. Гуманенко думал о нем и вспоминал прошлые встречи с противником. Лучше всего он помнил бой, который его отряд вел два года назад, в сорок первом.

Тогда в районе Моонзундских островов фашистские вспомогательный крейсер и пять миноносцев обрушили залпы орудий на позиции наших сухопутных войск. Ударить по врагу вышли четыре катера. Атаковали, прикрываясь дымовой завесой. Потопили миноносец, через две минуты отправили на дно второй. Себе командир выбрал самое сложное: атаку сильно вооруженного вспомогательного крейсера. Но действует иногда неизученный «закон подлости». Между крейсером и торпедным катером во время атаки оказался вражеский миноносец. Решение пришло мгновенно. Одну торпеду направили в миноносец, на полном ходу обошли его и второй торпедой поразили вспомогательный крейсер.

Побеждали не числом — умением и мужеством. Когда вернулись в Кронштадт, Владимир Поликарпович узнал, что за боевой успех ему досрочно присвоено звание «старший лейтенант». Потом, усмехнулся он, это звание ему присвоили еще раз, так сказать, в очередном порядке…