Читаем Конь бѣлый полностью

— Это вы о взрыве баржи? — Дебольцов впервые связал этого невзрачного человека с гибелью отца Нади. — Не знаю, не знаю… Это ведь подло, Сомов.

— Подло?! — заорал Сомов. — Да это же были активные враги! Вы же сами говорили на инструктаже, что врагов щадить нельзя! Да я еще им милость исделал, еслив угодно! Так бы гнили заживо, а так — в одночасье, без мук.

Да, противоречие здесь было налицо: призывал, говорил… Может быть, оттого, что собственной семьи коснулось — нервишки сдали? Нехорошо, нехорошо… А все же — мерзко…

Сомов откозырял, ушел, тут же появился офицер дальней разведки, захлебываясь восторгом начал рассказывать о донесениях секретной агентуры аж из самой Москвы, потом от ворот послышались крики и выстрелы, и, оборвав офицера на полуслове, Дебольцов побежал…

* * *

Произошло вот что: Сомов появился в воротах, остановился, закуривая, тут же к нему подошла Вера, пряча револьвер за спиной.

— Хорунжий? — Сомов не узнал. — В чем дело?

— Я пришла напомнить вам о барже и о том, что вы сделали со мной. — Вера спокойно, недрогнувшей рукой подняла наган и начала стрелять. Сомов рухнул, некрасиво задрав ноги, задергался, изо рта пошла багровая пена. Часовые у ворот попятились — молодые парни, пришедшие по мобилизации, — они видели перед собой двух офицеров — святое, которое, как известно, не трожь: господа выясняли отношения, при этом стреляли, один убил другого, но ведь это же их личное офицерское дело. Сопляки вжались в стену и смотрели на обоих широко открытыми — совсем по-детски еще — глазами.

Вера воспользовалась паузой, как на учении: спокойно сунула наган в кобуру, повернулась и даже перешагнула, не дрогнув, через бревно коновязи, которое волокла за собой испуганная, сорвавшаяся лошадь. Прыгнула в экипаж, села, расправила полы шинели.

— Гони… — сказала с ленивым торжеством.

Лошади понесли. Наперерез бросился офицер, повис на оглобле, Вера выдернула наган — спасибо Панчину, работал безотказно, — выстрелила, офицера швырнуло в лужу, к женщине, которую за секунду до того оставил, та взвыла, упав на мертвое тело…

Они не видели Дебольцова, который склонился на мгновение к лицу убитого Сомова, а потом понесся дикими прыжками к автомобилю начальника контрразведки — мотор, слава Богу, работал, и это не было нужным совпадением, потому что магнето, по словам шофера, барахлило, и двигатель старались не выключать. Прыгнув к рулю, Дебольцов вывернул на улицу и сразу же увидел экипаж и убийц в нем: те заворачивали за угол…

Несколько минут мчались по пустынным узким улицам, обогнать Дебольцов не мог. Через квартал удалось въехать в горку, на параллельную дорогу, но и здесь лошади, шедшие ходко, обогнали. У водокачки дорога разветвлялась: левая шла вверх и коротко вела к кордону на окраине. Нижняя шла туда же, только длинно. Понял, что убийцы Сомова города не знают, потому что ушли по нижней. Сам же повернул налево, на верхнюю.

Расчет и знание городских улиц не обмануло: уже через три минуты Дебольцов выбрался на перекресток, который те миновать не могли. И в самом деле, они появились, лошади мчали аллюром, один из офицеров стоял и кричал что-то бешено, нахлестывая лошадей. Дебольцов выбрался из авто, шашка мешала, как, впрочем, и всегда, выдернул наган и, подняв его над головой, крикнул обычное в таких случаях:

— Стой!

Они остановились и смотрели выжидающе, проехать им было никак нельзя, автомобиль Дебольцова перегородил улицу. Развернуться они тоже не могли, во всяком случае — быстро.

По мере того как подходил к ним все ближе и ближе, странная мысль, воспоминание точнее, из вялого и смутного превращалось в зримый, осязаемый образ: офицерик на станции. Когда встречал Колчака. Тот, что оглянулся. Вера Дмитриевна. С фотографии…

Когда подошел — уже не сомневался: она. Второй же наверняка сообщник. Одно только: густой кадровый… Настоящий. Как это могло случиться? Она же ряженая. Что их соединяет…

— Здравствуйте, господа… — сунул наган в кобуру: интуитивно понял — сопротивляться не станут. Крикнул двум прохожим, остановившимся с любопытством: — Вон отсюда! Быстро! — и продолжал: — Здравствуйте, Вера Дмитриевна… — понял, что все в центр мишени, потому что «хорунжий» очень смешно потрогал усы. «Наклеенные»… — Улыбнулся: — Капитан, если вы, как старший по возрасту и в чине, прикажете Вере Дмитриевне не делать глупостей — я попытаюсь спасти вас… — и направился к своей машине.

— Володя… — Веру трясло мелкой дрожью. — Я не понимаю… Я видела его на перроне, когда приехала. Откуда он знает, откуда…

— Не психуй, Верочка… Какая наша доля? Слушаться. Вся контрразведка на ногах, не уйти…

Ближе к центру города Дебольцов свернул в ворота добротного двухэтажного особняка, которые открыл казак, увешанный конским снаряжением. Въехали за ним — то был замкнутый высокой кирпичной стеной двор, соседние дома выходили сюда глухими брандмауэрами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза