Конь бледный (СИ)

Напоследок воткнул нож и в мертвых охранников — мало ли, вдруг они только кажутся мертвыми. Получить по башке в самый ответственный момент, сорвать операцию — это не для диверсанта.

Запер дверь оперативного отдела, отрезав его от внешнего мира, и сосредоточился на главном — пора было допрашивать пленного. Задача нелегкая — Зимин не любил пытать «языков», но что поделать, если по-другому их не разговорить? Диверсантов учат, как вести допрос третьей степени, они прекрасно знают, где у человека болевые точки — на теле, и в душе.

Глава 2

С трудом разлепил глаза, веки налились тяжестью, будто на них привесили гири. На стуле напротив сидел мрачный мужчина лет сорока с худым, жестким, будто топором вырубленным лицом. Глубоко запавшие в глазницы на загорелом дочерна лице темные глаза смотрели исподлобья, будто хотели взглядом проникнуть прямо в мозг.

Прохоренко дернулся, застонал — кисти рук как током прошибло. Больно! Еще раз дернулся, и осознал, что руки связаны сзади, ноги тоже привязаны — к ножкам стула. Наклонил голову, чтобы посмотреть вниз, с ужасом обнаружил, что обнажен по пояс. Гениталии, сморщившиеся, посиневшие, свободно лежат на полированном сиденье. Но самое главное — человек, сидящий перед ним, держит в руках нож!

И тогда он все вспомнил. Все, до мельчайших подробностей! Убийство охранника, этот мерзкий хруст ломающихся позвонков. А еще — приближающийся к виску кулак с зажатым в нем пистолетом. Его пистолетом, Прохоренко!

Повертел головой, осматриваясь, снова дернулся, застонал от боли и от страха — на полу возле двери лежали мертвые оперативники, и под ними расплывалась темная, похожая на вишневый сироп лужа.

— Что?! Что ты наделал?! — едва справляясь с дергающимися в судороге губами. — Что ты хочешь сделать?!

— Я собираюсь узнать, кто убил мою сестру — безмятежно, почти ласково ответил мужчина, и покрутил в пальцах серебристый клинок. — Сейчас ты мне все расскажешь. Не люблю пытать, но ты отказался рассказать все сразу, а потому я вынужден применить силу. Итак, кто убил сестру?

— Да не знаю я! — соврал Прохоренко, который догадывался, кто это сделал. Впрочем — ответ был задан не очень корректно. Прохоренко не знал, кто именно ее убивал, был исполнителем, но кто мог отдать этот приказ — догадывался. Вот только был удивлен, что его не известили об акции. На кой черт тогда ему, Прохоренко, отдавать приказ терзать должницу, если она умерла?! Глупо же, в самом-то деле!

Впрочем — возможно в этом был смысл. Если кто-то попытается связать смерть должницы с коллекторами — тут же обломится. Если бы коллекторы убили, так зачем тогда продолжают названивать по телефону, требовать возврата долгов? Логично. Дымовая завеса. Грамотно!

Это мысль успела промелькнуть перед тем, как человек с ножом наклонился, и воткнул клинок Прохоренко прямо под ключицу — неглубоко, на пару сантиметров, и принялся аккуратно ковырять, будто хотел проделать широкое отверстие.

— Аааа! Аааа! — Прохоренко завопил изо всей силы, надеясь, что его услышат охранники, стоящие у турникета банка, при всем при том осознавая, что никто его не услышит, даже те, кто находится в соседней комнате. Он сам потребовал сделать комнату звуконепроницаемой — так, на всякий случай. Мало ли что тут может происходить. Да и приятнее сидеть в тишине, чтобы не слышать бормотание сотрудников и шум с улицы.

— Итак, повторяю свой вопрос — кто убил мою сестру? — бесстрастно повторил мужчина, и кончиком ножа приподнял член Прохоренко, тяжело дышащего, побелевшего от ужаса. — Сейчас я отрежу тебе член. Не весь, наполовину. Перетяну его, чтобы ты не истек кровью. Потом отрежу мошонку. Тоже перетяну. Потом начну резать на куски, отрезая каждый раз кусочек одного из не очень важных органов, чтобы ты жил как можно дольше. До тех пор, пока не расскажешь мне все.

Что у мужчины самое важное? Чего он боится потерять больше всего? Как заставить человека испытать ужас, заставить поколебаться самого стойкого, упорного? Нужно раздеть его. Любой, будучи раздетым догола, испытывает дискомфорт, чувствует себя незащищенным. И это довольно глупо, и даже смешно — будто одежда, надетая на человека, укроет его от грядущих неприятностей.

А если к этому добавить угрозу мужскому достоинству, если пригрозить отрезать гениталии — мужчину охватывает непередаваемый ужас, будто этот мужской орган важнее всего на свете. Важнее руки, ноги, носа.

Зимин знал все это из курса, преподанного во время обучения, и пользовался приобретенным умением не раз, и не два. Самые стойкие ваххабиты, смеющиеся в лицо «русским свиньям», текли как воск, когда угроза их гениталиям приобретала реальные очертания. Они выли, просили убить их ЦЕЛИКОМ, и рассказывали все, что требовалось от них услышать. Так что Прохоренко не был исключением — с его лужей мочи, натекшей под стул, с позывами к рвоте, с трясущимися губами, глазами, расширенными так, будто сейчас выскочат из орбит.